Но колокольчик вздрагивает там,
И клавиш пишмашинки западает,
И в плясовую улица идет.
Забор покрашенный всё щупает дыру,
Где досочка на гвоздике болталась –
Рвет в лоскуты штанину, и земля
Из туфельки просыпалась уплывшей.
Дракон горы готовится ко сну.
Он надышал себе железных соловьев,
Деревню сжег бы, да остыл к разбою,
Два самовара трёхведёрных выпив.
«Развешивают флаги фестиваля…»
Развешивают флаги фестиваля,
Обратную налаживают связь,
В пластмассовый стаканчик Персивалю
Нальют портвейн, мечта его сбылась.
Вот листья – словно тысяча ладошек,
Начищенное золото трубы,
Воробышком взъерошенный лоточник
Охраннику пузатому грубит,
И круглый стол о судьбах многотрудной
Литературы, лапками суча,
Где маятник с растущей амплитудой
И в центре непотухшая свеча.
Не просыпайся, затаив дыханье,
На полшестого тени от усов –
Побрызгав след дешевыми духами,
Зима уходит от настырных псов.
«Бескрылые ангелы бьются как рыбы…»
Бескрылые ангелы бьются как рыбы,
И сахар морской на остывшей губе,
И снег – как птенец из гнезда, но не выпал,
И воздух, меж стекол попав, закипел.
Гуляют по берегу сытые чайки,
У облака месяц надет набекрень.
И небо со льдом в опрокинутой чарке –
На пару часов позабыть про мигрень.
Найдут и сожрут ли их утром собаки,
Оставив в песке чешую и перо,
Где водоросли как остаток заварки
Волной отнесет на пустой Апшерон?
В зрачке золотом отражается слово,
В серебряной ложечке выдох согрет.
Играет негромко прибой на басовой
Струне, предварительно выключив свет.
«Выгрызает в воздухе нору…»
Выгрызает в воздухе нору
Птица саблезубая с рогами,
Меж которых светится корунд –
Красный яхонт, драгоценный камень.
Вывернула шубу чешуёй
Рыба внутрь и падает на землю,
Где траву забвения жует
Возле стен монастыря Ансельма.
Бык стоит в расплавленной реке
С песьеглавцем из дырявой лодки,
Наблюдая за игрой в крокет
Человечков, запертых в колодки.
Сбрасывает дерево плоды,
Жрица входит в облако из чаши
Озера, зубря свою латынь
До подробных искорок мельчайших.
Лишь змея, надвинув капюшон,
Бегает, не торопясь, по кругу
В опустевшем здании большом
Под молчанье звонкое, как ругань.
«Жилец уехал, мебель отмерла…»
Жилец уехал, мебель отмерла.
Пчела в часах затачивает шильце,
Картонных цифр размазав мармелад –
Никак уйти из круга не решится.
Там, что ни день, гуляют за стеной,
Гвоздь забивают костью доминошной.
Когда совсем становится темно,
На шаг назад их передвинуть можно,
Салфеткой влажной лишнее стереть,
Луну зажечь и вид во двор закрасить,
Где жабры раздувающий стервец
Зовет давно уснувших одноклассниц
За барабанной ширмою, плавник
Трепещет словно сморщенные флаги,
И в скважину замочную проник
По капле вождь в стеклянном саркофаге.
Там потолок, похожий на дуршлаг,
Радушный снег, куда свинцовый мячик
Упрыгал в гости, точно пастор Шлаг –
Туда, где сумрак заоконный мягче.
«Снег падает, и всё спешит подставить…»
Снег падает, и всё спешит подставить
Ему плечо. Становится крылом
Любая ветка, напрягая память
Затекших мышц. И дверью хлопнув, дом
Чуть сгорбился под грузом снов на самом
Последнем незаметном этаже,
Где ангелы с орлиными носами
Проснулись и раскаркались уже.
Вот выбежали с сумками во дворик
Кто на две трети из простой воды
И под припев Макферрина don't worry
Счастливей стали. Облака волдырь
Сейчас прорвется, к выпавшим добавив
Осадкам что-то вроде конфетти,
И меч реки, и боль в груди тупая –
Как будто льдинка рану бередит.
«Прервать бы праздник, но нельзя…»
Прервать бы праздник, но нельзя –
Хлопочет у котла Медея.
Бессмысленный, как два ферзя,
Союз героя и злодея.
С двухтысячных, краснея, врет
Сыр со слезой, снежинка в горле.
Куда мы движемся? Вперед,
Но заготавливаем колья,