Казалось, все пойдет как по маслу и последнее слово будет восхитительным. Но не тут-то было. Так и эдак я прикидывал, с чего начать, и никак не мог сосредоточиться. У меня не осталось ничего второстепенного: ни людей, ни вещей – все лишнее давно было выброшено за борт. Думая об оставшихся, я курил, смотрел на пустой экран и прикидывал, кому адресовать послание.

Допустим, я написал бы его Вере, одной из замечательных женщин на свете. Без преувеличения. Когда мы поженились, я понял, что любовь бывает без страданий. Конечно, о ней не напишут в книгах, потому что это нормально, а все нормальное скучно. Но нам скучно не было, пока она не сверилась с собственным календарем, где тоже, видимо, стоял крестик, и не уехала жить в Испанию. Написать ей – идея на миллион. Это была бы первая предсмертная записка в истории, накатанная в соавторстве. Представил, как она читает, не веря глазам, перечитывает, берет ручку и размашисто пишет: «Ну и дурак!»

Адресовать письмо Пашке у меня не хватало духу. Он человек с устоявшимися взглядами, довольно жесткий, и способен принять мое решение без лишнего драматизма, чего не скажешь о других. Но, конечно, есть одно но… Записки друзьям и женщинам пишутся в свободной форме, легко и непринужденно. Речь в них идет в основном о любви и дружбе, для которых смерть не преграда, а закончить их можно пожеланием встречи в новой жизни, при других, более веселых обстоятельствах. Письмо сыну – не записка, а монументальный труд всей жизни. Или я ни черта в них не смыслю.

Близких друзей у меня не осталось. Последний, Антон, умер от ковида год назад. Он работал со мной в отделе новостей, и десять лет мы сидели напротив, вместе ходили обедать в кофейню на углу, а по выходным, бывало, он выбирался ко мне на шашлыки. Мы могли говорить часами о чем угодно, кроме работы. Лежали на креслах в саду, пили вино, и это было прекрасно. С ним бы я попрощался. Но, к несчастью, он меня опередил.

Можно было уйти по-английски, но меня самого раздражает в людях такая привычка. Я считаю ее признаком невоспитанности. Нужно уметь говорить до свидания даже тем, к кому не собираешься возвращаться. А я как раз пытался покинуть мир без лишней суеты, просто сказав напоследок: «Всем спасибо, до свидания». Вот оно! Идеальное послание далеко не идеального человека, который мог, но не стал утруждаться.

«Всем спасибо, до свидания».

Впервые в жизни я остался доволен своим перфекционизмом. Однако перед тем, как откланяться, я хотел исполнить свое последнее желание – купить шляпу. Не абы какую, а английскую, созданную для носки в безветренную погоду и элегантного жеста приветствия. Несмотря на контекст, я по-прежнему считал это хорошей идеей. Поднялся в кабинет, распечатал записку и оставил ее на столе, как новый роман в завершенном виде. Даже если бы ее нашли, вряд ли прониклись бы смыслом и бросились на поиски. В конце концов, это просто слова на бумаге, пока к ним не прилагается все объясняющее тело в шляпе.

Привыкая к онлайн-магазинам, я все же не мог расстаться с привычкой ходить за покупками в торговые центры. Они как неомузеи еды и вещей. Яркое, скромное, пестрое, громкое собрано в одном месте и распределено по секторам, как гласит карта при входе. Кто бы ее читал. Потоки людей хаотично движутся, захлестывая распродажи, пульсируют под музыку, которую не замечают. Она задает ритм, разгоняет кровь, подстегивает желание купить то и это и унести это и то к себе. Мой сын, который со своими соплеменниками бьется над маркетинговыми технологиями, говорит, что я и мне подобные, замечающие музыку и то, что не должны замечать, просто занозы в заднице. Но и нас рано или поздно наука приравняет к общему знаменателю. Не знаю, в кого он такой затейник. Я прям чувствую себя двигателем научного прогресса, когда в его приезды отлучаюсь в супермаркет за коробкой молока и возвращаюсь с коробкой молока под скрежет зубовный. Сынуля думает. Орешки в кармане не в счет.