Она вечно что-то предпринимает и пребывает в постоянном движении, чтобы, по ее собственному выражению, всегда дышать полной грудью. Он же томится, киснет и гниет прямо на месте. Из коридора доносятся четкие шаги Изабель. Под пятой точкой Жан-Пьера диван издает глухой стон. Они больше не играют одну и ту же музыкальную партию. Она живет и с каждым днем все больше себя проявляет. Он гибнет и замыкается в себе.

Перед тем как утонуть (навсегда?) в кресле, Жан-Пьер опять макает нос в бокал вина – то ли третий, то ли четвертый, уже и не вспомнишь. Но ему доподлинно известно, что Изабель вот-вот вернется. Вернется и опять пойдет в наступление. Никогда не признавать поражение всегда было ее первейшим достоинством, но в отношениях с мужем это злейший недостаток. Она в жизни никогда не выпустит ничего из рук. Он, конечно же, сбил ее с толку, но разве само по себе это уже не отступление?

– Ты не ответил мне, Жан-Пьер.

Когда он поднимает на нее глаза побитого пса, Изабель говорит себе, что теперь муж похож не на угловатую гиену, а на старого кокер-спаниеля.

– Не ответил? На что?

– На мой вопрос о том, каким образом принадлежность к мужскому полу мешает тебе ходить в платье?

Жан-Пьер церемонно ставит на журнальный столик бокал.

– Хватит, Изабель! Краткость – сестра таланта. Вот придут Поль и Соланж, тогда и будешь искриться юмором, им ведь его так не хватает.

– Ты хочешь сказать, что раз Соланж и Поль работают в налоговой сфере, им недостает юмора, я правильно тебя поняла?

– К их профессии это не имеет ни малейшего отношения…

«А кто-нибудь вообще видел когда-нибудь веселого налоговика?» – думает он. На свете нет профессии, располагающей к юмору меньше, чем эта. Служитель фиска не только не забавен, но и откровенно мрачен. Жан-Пьер, регулярно читающий еженедельники, причем всегда на старинный манер, в виде бумаги и типографской краски, будь то «Обс», «Экспресс», «Пуэн» – а в последние несколько месяцев и «Валер Актюэль», что, по мнению Изабель, представляет собой явный признак его скатывания на правые, реакционные позиции, – то и дело пропускает страницы, посвященные финансам, налогам, сбережениям и вложениям. Его ничто не угнетает так, как специально подготовленные тематические материалы, публикуемые газетами раз или два в год: «Налоги: решения для их минимизации», «Пользуйтесь с умом своими накоплениями», «Страхование жизни или гражданское общество по инвестициям в недвижимость: как сделать правильный выбор». Единственным чтивом, способным вогнать его в состояние такого же дискомфорта, является традиционная «Классификация больниц». Тем более что он не раз и не два спрашивал себя, кому это вообще надо. В конце концов, вряд ли кто-нибудь видел человека, который с сердечным приступом, разрывом аневризмы или острым перитонитом бросился бы в газетный киоск на углу, чтобы не дай бог не ошибиться адресом.

– Если я правильно поняла тебя, Жан-Пьер, в твоем представлении мужчины не ходят в платьях, португальцы на все руки мастера, а налоговики напрочь лишены юмора, так? Может, у тебя и другие предубеждения имеются?

Жан-Пьер, к этому моменту уже наливший себе очередной бокал вина (она в любом случае рано или поздно назовет его алкоголиком), выныривает из облака паров вина из винограда, выращенного в окрестностях города Бон.

– Предубеждения, говоришь? Ну ладно… Скажи-ка, вот твой кузен Патрик, тоже агент фиска, человек веселый?

– Не особо.

– То-то и оно!

Славно он заткнул ей рот. Получила по зубам? Чтобы отметить это, он наделяет себя правом еще немного промочить горло. А заодно и сменить позицию. Жан-Пьер встает с кресла, бесспорно удобного, и пересаживается на более просторный диван, где можно расположиться еще комфортнее.