– Вот он! – говорит он, размахивая трофеем под носом у жены, которая, прикончив свой батончик, бросается грызть крохотные морковки.

– Браво, мой дорогой, это просто здорово!

Пришло время сеанса извлечения пробки из бутылки вина из винограда, выращенного в окрестностях города Бон. Этот ритуал внушает доверие, но только в том случае, если штопор действительно сработает. Подарок Элоди на День отца. Машинка, судя по всему, суперсовременная… А то как же! Старая модель Жан-Пьера работала безотказно, но как только в их доме появился этот гаджет, Изабель надо было обязательно выбросить ее в помойку.

А ведь он его очень любил, этот «штопор Шарль де Голль». Тот самый, с помощью которого заставлял корчиться от смеха Элоди, когда ей было три-четыре годика. Он тащил за центральный стерженек, от чего поднимались боковые ручки. Тогда Жан-Пьер копировал генерала: «Я вас понннннял!» В ту эпоху говорили, что это лучшая пародия на де Голля после Анри Тизо[7]. Он до сих пор не забыл, в каком они с дочерью состояли тогда заговоре. И помнил нежный взгляд Изабель, хотя эта сцена на ее глазах повторялась снова и снова.

А как пользоваться этой электронной дрянью? Тоже мне, штопор называется. Он крутит его и так и эдак, но все без толку.

– Да что ж это такое! Неужели этой штуковиной могут пользоваться только выпускники Высшей политехнической школы?

И вдруг, сам не зная почему, достигает желаемого результата. Штопор цепляется за горлышко, тихо жужжит моторчиком, загорается голубой огонек, и Жан-Пьер чувствует, что пробка пошла. Наконец бутылка открыта. Но от этого штопор никоим образом не утратил своего дерьмового характера. Его «Шарль де Голль» был лучше. Как ни крути, а раньше все было лучше…

Жан-Пьер щедро плещет себе в бокал вина и залпом выпивает. А проглотив, прищелкивает по нёбу языком. Изабель всегда терпеть не могла этот звук, но сказать об этом ему все же не смела. В этом тихом звуке ей слышится смесь вульгарности и претензии («он что, великим сомелье себя возомнил?»).

Первый утолить жажду, второй для удовольствия. Он наливает себе еще и идет сесть, но на этот раз не на диван, а в одно из кресел напротив. Широкий, мягкий трон, выбранный (конечно же) ею, против которого, по его собственному смиренному признанию, ему совершенно нечего сказать. Удобный, а больше ему от кресла ничего и не надо. Когда Жан-Пьер уселся в него в первый раз, Изабель была бы не прочь услышать от мужа, что оно элегантное, хорошее и гармонирует с остальной мебелью, а не просто дежурное «В нем отлично!». Как же этот мужчина умеет разочаровать.

Еще глоток вина. На этот раз поскромнее. К нему вернулся покой. В таком положении, скрестив ноги в просторном кресле, с бокалом в руке, он приобретает манеры владельца замка. Чувствует родство с сообществом ответственных, привязанных к месту господ, которые с наступлением вечера разговаривают о добытой на утренней охоте дичи и обсуждают завтрашнюю погоду, чтобы опять отправиться за зверем.

– И все равно Марии в своей квартирке у «Порт де Шуази» приходится коротать у камина долгие-предолгие выходные.

– Ты совершенно прав, мой дорогой! К тому же в двухкомнатных квартирках башен в Тринадцатом округе камины встречаются на каждом шагу!

– Так или иначе, но наладить мотокультиватор она бы все же могла. Уверен, что так ей хотя было бы чем заняться.

– Ты меня огорчаешь…

Время бежит вперед. Одна на другую нанизываются минуты – из-за вина они скользят нежно и незаметно. Жан-Пьеру так жаль, что Изабель выбросила в мусорный контейнер старые громогласные стенные часы, доставшиеся ему в наследство от бабки с дедом по отцовской линии. Они бы отлично вписались в эту картину. Жан-Пьеру хорошо. Он чувствует себя в гармонии с вселенной.