Хорошо придумано, надо признать. Интересно, напрямую Филимонов с этим уродом договаривался или через более высокий уровень действовал?

Скорее первое. Иначе этот нацик не пытался бы сделать бизнес на их захвате. И для чего надо было ему продавать нас иностранцам? Спросить? Хуже не будет… Вернее, пусть будет хуже!

– А наёмники иностранные при чём? – как мог презрительнее задал вопрос Александр. – Им-то ваша пропаганда по боку. И самим светиться ни к чему…

Айдаровец тяжело, со значением, посмотрел на него. Потом сказал медленно:

– Догадливый, значит… Вот только тут ты подписал себе смертный приговор этими словами. Наёмников здесь нет. Есть добровольные военные советники. Обучают овладевать своей военной наукой. А заезжали мы к ним зачем… Может, сам догадаешься? Если угадаешь, будем договариваться. Я ведь могу не просто тебя отпустить, но и помочь тебе отбиться от своего начальства.

– С хрена ли? – поинтересовался Александр. Догадываться ему ни о чём не хотелось: боль в плечах и запястьях мешала сосредотачиваться. – Тебе ж надо агентство наше дискредитировать?

– Ха! – победно воскликнул «хвостатый». – Мне, патриоту украинской нации, ещё выгоднее, чтобы вы все там друг друга сгрызли. А потом мы к вам пришли бы и восстановили единое государство – Киевскую Русь!

– Во как? – неподдельно поразился Молчанов. – По Копчинскому прямо!

– За это многие истинные патриоты выступают, – отрезал нацист. – Это вы, мордва поганая, у нас, настоящих русских – руських – и название отняли, и историю, и земли. Настала пора вернуть всё по исторической принадлежности – в Киевскую Русь.

Кажется, появился шанс раздразнить этого урода. Историю Древней Руси Александр знал неплохо – детское ещё увлечение.

– У вас-то? – хохотнул он. – Да кто вы такие?! Киевская Русь под татарами кончилась! Не удержала государственности, скончалась. И вообще Киевской её назвали только историки, в XIX веке. А была она просто Русь или Русская земля…

– Давай не свисти тут! – лениво процедил «айдаровец». – Всем известно, что столицей Руси был Киев. Ты не смотри, что сам, мол, московский, а мы тут вшивые селюки. Что, мол, спорим только, что лучше – Полтава или Мариуполь. Мы тоже историю знаем. У меня специальная рубрика в газете была – про подлинную историю Украины…

– Ту, которая от укропитеков? – нарочито издевательским тоном осведомился Молчанов, вспомнив забавный памфлет, вычитанный где-то в сети. И, изобразив серьёзность на лице, пересказал историю о том, как английские учёные якобы нашли у села Великие Геевцы на Западной Украине древнейшую в Европе стоянку прачеловека – укропитека, или Великогеевской обезьяны. Отличался он особо малым объёмом черепа, способностью высоко скакать и кистью руки с развитой способностью хватать. Он же первым преодолел животный страх перед огнём, что объясняет недавние факельные шествия по городам Украины. А каменный уголь Донбасса – не что иное, как отложения с укропитековских стоянок.

Он нарывался, конечно. Упрямо. Как, должно быть, солдат, вызвавший огонь на себя в отчаянной ситуации. Решивший, что всяко лучше умереть быстро от собственного осколка, чем попасть в руки фашистам или душманам.

Вот только солдат тот наверняка всё равно в глубине души надеется, что произойдёт чудо, и его не заденет осколком. Или заденет, но не убьёт. Разумом солдат понимает, что поступил правильно, что выхода иного нет – или есть очень поганый. Но душа солдата всё же до конца надеется и молит, чтобы враги все пали, а он уцелел…

У Молчанова не было теперь даже этого теневого страха и даже этой последней надежды. Он уже вполне увидел тот самый поганый вариант – который ещё похуже будет, нежели смертные муки тела в руках исламистских фанатиков: смертные муки души. И душа тоже это увидела. А потому не просто смирилась с близкой гибелью, но полностью приняла её. Как необходимую и даже желанную меру. Меру того положения, в котором он, Александр, оказался. Меру выхода из него.