Вдруг неожиданная встреча взглядами – с Риком Портманом, на лице которого ещё остались побои. Он одобрительно улыбается. Он искренне рад за Джона. А Джон не может. Не может долго смотреть в глаза тому, кого таким жёстким образом устранил со своего пути. Он быстро переводит взгляд, понимая, что если продолжит смотреть в это лицо, то весь его карточный домик под названием «счастье» рассыплется от ветра мук совести. Что-то потревоженное шевелится в низу живота – что-то, что нельзя беспокоить ни в коем случае. Необходимо навсегда отвернуться. Забыть. Стереть из памяти, как будто ничего и не было… В то время как остальных продолжали поздравлять с удачной премьерой, обнимали родные и близкие, хвалили друзья, Джон Вайер в свой вечер триумфа стоял за зданием школы и смотрел на собственную рвоту. Иного выхода его состояние не нашло. Чувства были самые противоречивые. С одной стороны Мэри оказалась права: вместо Рика Портмана Джон Вайер стоит на сцене и находится в центре внимания. С другой – плата, которая чёрным пятном растеклась по белой простыне его победы…

Ни пастор, ни тётушка Фара не прояснили ситуацию. Спрашивать кого-то ещё, видимо, было бессмысленно: если уж эти люди ничего не стали рассказывать, то остальные пока точно будут молчать, но зато в отсутствие Вайеров перемоют им все косточки. Реакция тётушки Фары особенно сильно напугала Томаса и Амелию. Это уже было не просто волнение – это был страх. Самый настоящий родительский страх. Было очевидно, что с новым фильмом Джонни, с его новой ролью что-то не так. И намерение родителей выяснить это теперь стало непреклонным. Но как это было сделать, когда все вокруг молчат как рыбы? И тогда Томас предложил:

– Послушай, Ами, а давай и мы сходим на этот фильм.

– Куда сходим?

– В кино.

– Так показ же приостановлен? Пастор же сказал…

– Так мы и не собираемся на показ. Мы попросим старину Харви, и он нам включит. Ведь наверняка его ещё можно посмотреть.

– А Джонни? Это уже будет, не знаю даже… Ты же крестился. Мы и это обещание нарушим?

– Дурацкое обещание. Я теперь и сам жалею, что дал его. Ами, ты же знаешь, что мы не будем ждать. Мы уже это делаем – мы уже нарушаем его. Просто пока не очень получается. Мы уже смирились с тем, что нам придётся изменить своему слову. Надеюсь, небеса услышат нас и простят. Ведь всё это ради нашего мальчика. Ради нашего Джонни.

– Ты прав, Том, мы должны это сделать. Пусть небеса вменят нам это как ошибку, как грех, но разве они не видят, что мы не можем поступить иначе, разве они не понимают, что мы готовы на всё, чтобы спасти сына? – Амелия опять заплакала.

– Не знаю, правда, что из этого получится. Старина Харви точно не согласится, тем более что пастор попросил ничего нам не рассказывать. Да и записи может не быть уже. Но мы должны попробовать.

Ничего удивительного в том, что Амелия и Томас застали Харви на месте: даже в выходной он предпочитал проводить время здесь.

– Приветствую тебя, старина Харви.

– А, здравствуй, Томас, – Харви не очень был рад видеть родителей Джона, впрочем, Томас и Амелия уже успели привыкнуть к этому за сегодняшний день.

– Ну как дела твои? Давно не виделись.

– Да, давненько.

– Наверное, с последней премьеры нашего Джонни.

– Да, наверное, – Харви старался держать дистанцию.

– Поющие мечты. Эх, хороший был фильм. С удовольствием пересмотрел бы его на большом экране, – начал издалека Томас.

– Да, я бы тоже с удовольствием пересмотрел, – согласился Харви.

Вдруг лицо Томаса резко стало серьёзным:

– Послушай, Харви, мы ведь тут с Амалией не просто так.