Дорогу к Зуньярару,
Чем всуе опознать
Тантрическую пару,
Что ночь такой любви
В Божественном Согласье
Так может дух развить,
Как тридцать лет саньяси.
Но наш не пройден путь,
Мы слишком поспешили,
Не перестроив суть,
Взметнуться прямо к Шиве,
Что риск велик сгореть,
Соединившись дважды,
Познав златую клеть,
Изведав высшей жажды.
Не испытав землей
Два огненных звучанья
Опасно пред судьей
Вершить обряд венчанья
В космической Любви
Тантрической Нирваны,
Где нету половин,
Где вечно постоянны.
Сейчас нас ждет разрыв,
И лишь в эпоху Кали,
Стихии укрепив,
Идя путем ордалий
Чрез вехи лжесмертей,
Чрез вражьих сил порядки,
Вернемся к красоте
В неназванном Самадхи.
Преобразив все пять
Стихий на высших планах,
Друг друга отыскать
В других телах и странах
Нам обозначил дух,
Стоящий выше Майи…
………………………..
Бессильны скрыть испуг,
Мы трепетно внимали.
Ее память
Мой нежный господин,
Мой паж, бесценный мальчик!
Неужто из глубин
Веков, из тьмы галактик
Принес тебя Господь
В отчаянья минуту,
Когда устала плоть,
А дух вкушает смуту?
Лоб мужа-мудреца,
Светящиеся очи
Влюбленного юнца
С дыханьем теплой ночи —
О, помнишь ли меня,
Ту, в белоснежном сари,
Прикосновенья дня,
Ночь в травах Дхотишвари?
Ты снова пробудил
Мое живое пламя
Тех, прежних, полных сил,
Когда-то бывших нами,
Оставленных других.
А плечи узнавали
Покалыванья штрих
Песчинок, что застряли
Меж пальцами того
Поэта-дравидийца.
Как узнано его
Твой ток на венке бился
У самого виска.
О, вспомнишь ли, узнаешь
Ту, что была близка,
Кто на земле одна лишь?
Как из небытия
Колючий ветер утра
Вернул в земную явь,
Сдув краткий сон, как пудру.
Врезались гор зубцы
В чернильный мрамор неба,
И только их венцы
Бледнели дымкой снега.
Рассвет едва желтел
Сквозь мрак пыльцой цветочной,
Трава от зноя тел
Была сухой, но сочной.
Он помнил, что должна
Вернуться в храм до солнца
Для службы – а она
Лишь знала ток, что бьется
В той жилке у виска
В стране ее объятий,
И алых губ рассказ
На лютне Сарасвати.
О, помнишь ли ту боль
Немыслимой утраты,
Взметнувшейся за той,
Чье сари сумрак спрятал,
Столбняк кистей и мышц,
Натянутых до звона,
В одном порыве лишь —
«Вернуть!», но с тяжким стоном
Тупой запрет – «Нельзя!» —
Лег гробовой плитою,
Ему и ей грозя
Печальной немотою
А в уходящей нет
Желаний, мыслей, веры,
И даже боли след
Не в ней, а где-то перед,
Нет завтра, нет вчера,
Нет гальки под ногами,
Все в шепоте «Пора!»
Ушло забытым самым.
В себе – и вся во всем
Служительница храма
Невянущим венком
С поющими цветами
Проносит сладкий стон
Любви неизлечимой,
Взнесенной на престол
Единственным мужчиной.
Ее сон
Извилистой тропой
Средь каменистых кряжей —
То пряжею густой,
То белизной лебяжей
Мелькая среди скал,
Где он, запрет наруша,
Не раз ее искал,
Продать мечтая душу
За взгляд ее, за жест,
Походкою неслышной,
Так, словно тяжкий крест
Запрета снял Всевышний,
Как ходят лишь во сне,
Несла тоску в кувшине
К ручью, и сари снег
Не таял в дымке синей.
Тот странен был ручей,
Он просто падал с неба,
Как будто через щель
Прямым стеблем побега.
Тот странен был ландшафт —
В нем что-то обрывалось.
От тропки ни на шаг,
А за спиной вздымалась
Ввысь вечных скал гряда,
Скрыв доступ к Зуньядару.
А в сердце боль и даль
И пепел от пожара.
Пока вода лилась
В раскрытый зев сосуда,
Она в себя ушла,
В своих картин причуды,
В невидимую явь
Сверхчувственных явлений,
Как будто осознав —
Нет места на земле ей.
Час, год ли так прошел,
Она совсем забылась.
……………………….
Надежд почти лишен,
Не веря в Божью милость,
Влекомый лишь одним
Неясным ощущеньем,
Что будет нечто с ним,
Он выбрел из ущелья,
Узнав небесный куст
В своей застывшей Рати…
Чуть не лишаясь чувств,
Как в ночь ее объятий,
Не смея к ней припасть,
Боясь, что это призрак,
Он, к камню прислоняясь,