Пение возобновилось, и я, не выдержав, подошла к актовому залу и заглянула внутрь. Давид стоял в центре сцены рядом с солисткой школьного хора десятиклассницей Леной Маркиной. В конце мая коллектив должен принять участие в ежегодном городском вокальном конкурсе, и подготовка к нему сейчас шла полным ходом.

Мне вдруг впервые захотелось вместо Маркиной оказаться на сцене рядом с Давидом. Актовый зал, не вызывавший во мне до сегодняшнего дня интереса, – обычно я его посещала раз в год, первого сентября, – сейчас казался безумно красивым и торжественным. С белыми колоннами, тяжелыми зелеными портьерами и старым паркетом в елочку. Я задрала голову и принялась рассматривать потолок. Наша школа находилась в историческом старом здании, и я ни разу не замечала, какая в актовом зале красивая лепнина на потолках. А эта люстра необычного узора с множеством хрустальных подвесок… Я отвлеклась от созерцания интерьера и снова перевела взгляд на сцену. Вот Ирина Вадимовна встала из-за фортепиано, подошла к Давиду с Леной и что-то негромко им сказала. Остальные ребята из хора слонялись в это время без дела, негромко переговариваясь и смеясь. Когда Ирина Вадимовна вновь села за фортепиано и начала играть вступление, все, как по команде, замолчали. А когда Давид и Лена начали вместе петь, дыхание уже затаила я.

– Внимаешь? – внезапно проговорили мне в самое ухо. Я вздрогнула и обернулась.

– Ты за мной следишь? – рассерженно спросила я.

Рядом стояла довольная Дина.

– А чего за тобой следить? Я как услышала пение нашего диснеевского принца Перова, так сразу поняла, где ты. Думаю, Катька точно пошла на его голос, – хохотнула подруга.

Я нахмурилась и молча убрала с соседнего кресла сумку, чтобы Дина смогла сесть рядом. Хорошо, что мы в последнем ряду и нас не могут расслышать. Хористам вообще не до нас, и Давиду – тоже, иначе я со стыда сгорела бы.

Мы с Диной окончательно так и не помирились. Весь день я избегала подруги: после урока первой покидала класс, на переменах отвечала ей односложно или вовсе игнорировала ее вопросы. Но Дина так просто не сдавалась. Обижаться друг на друга долго мы обычно не могли. С первых дней нашей дружбы мы дали друг другу обещание сразу говорить о том, что нас беспокоит. Теперь, видимо, Динка настроена на серьезный разговор, который мне хотелось оттянуть.

Некоторое время мы продолжили сидеть молча, пялясь на сцену. Там продолжали распеваться Давид и Лена.

– А ты бы лучше с ним на сцене смотрелась, – склонившись ко мне, негромко проговорила Дина.

– Считаешь? – посмотрела я на подругу.

– Конечно! Может, поет Ленка и неплохо, но ты лучше. Надо тебе солисткой к ним идти. И выглядишь ты круче.

– Не подмазывайся, – усмехнулась я.

– Серьезно! У Маркиной странная прическа. Что это за челка? Она хоть из-за нее видит? С этой челкой она напоминает мне бобтейла.

– Шшш! – шикнула я, едва сдерживая улыбку. – Нас сейчас выгонят.

Дина в этот момент беззвучно смеялась. Мне пришлось ее легонько пихнуть в бок, чтобы она перестала болтать всякие глупости.

Я снова принялась внимательно разглядывать сцену, конечно, преимущественно Давида Перова, но Динка не давала мне насладиться их выступлением и лезла с разговорами. Будто за те дни, что мы толком не общались, ее прорвало. Конечно, дело в угрызениях совести. Подруга чувствовала свою вину и хотела просто заговорить мне зубы, чтобы я быстрее забыла о ее подставе.

– А хочешь, за коктейлями на Гороховую сгоняем? – предложила Дина.

– В честь чего?

– Я тебя угощу твоим любимым банановым с шоколадным брауни.

– А деньги у тебя откуда? Копилку с бабушкиными подарочными разобьешь?