зрением я видел тени животных, хищников и других не-

суразных существ, больше диковинных, чем страшных.

Фауна джунглей в этой зоне не отличалась большим

разнообразием.

– Порой поставить свою истину под вопрос – достой-

ный поступок. Зачем считать незыблемым свое прошлое

убеждение? – спрашивал динамик у всех обитателей. Но

кто его понимал, и кто, кроме меня, мог ответить?

Вместо слов я послал бравурный марш монтировкой

по призрачному дулу машины сомнений, текущих, как мне

казалось, по этой трубе. Звери насторожились, и я, повы-

сив голос, спросил, когда еще в эти края захаживал отваж-

ный барабанщик? Трепещите, презрите себя…

И в этот самый момент на меня накинулся прозрач-

ный зверь сомнения, единственный, кто не убоялся моей

канонады.

Его бросок я ощутил, когда внезапно стал брюзжать

про себя, какую бессмыслицу я творю этой ночью и что

нет кретина, равного мне по глупости и непоследователь-

ности. Если бы мне довелось увидеть, как это безумие тво-

рит кто-то другой, я бы его запрезирал и даже оскорбил

21


бы. Но тут я имел дело со своей головой, своими руками

и с собственным рассудком – всеми теми, кто одобрял и

исполнял эти несуразные удары. Поэтому ненавидеть я

стал сам себя и не вспомню, чтобы прежде так неистово

себя проклинал. Тут еще этот громкоговоритель:

«Когда птица в сердце начинает петь свои песни, мыс-

ли и сомнения не позволяют сердцу слушать. Берегись,

этот вор хочет украсть подлинное золото сознания!»

В ночных джунглях, в зоне «D», мне стало понятным,

что сомнения в конце концов порождают ненависть к

себе, а если ненавидишь себя, все остальные тоже кажутся

противными.

Через час зверь сомнения внушил, что уже поздняя

ночь и я страшно устал, пора прекратить бестолковое за-

нятие и прилечь прямо здесь, возле труб. Но, коварный,

он бы первым набросился и сожрал меня.

«А ну, не унывать! Буду стучать и бить», – заговорил

я вслух. Слипались глаза, и отнимались предплечья, от

ударов звенело в ушах, к тому же отдача от каждого уда-

ра неприятно отзывалась во всем теле. Мне нужны были

новые силы, и дать их мог только сон. И тут случилось

неожиданное.

Будто лунный свет, с небес нисходило свечение. Мерт-

вые железные трубки, причудливые животные, сама ат-

мосфера – все, казалось, ждало необычного свечения и

радовалось ему. Это явление удивляло своей приветли-

востью, – так запросто мерцающая кашица проникала

через непролазные сплетения верхних ярусов джунглей,

ласкала листья и траву, касалась моей кожи. Я, как умел,

попытался раскрепоститься и впустить этот мягкий свет.

22


– Ты не похож ни на что в этой чаще! Говорить ты слу-

чайно не умеешь? – спросил я. – Ну, раз не можешь, так

и скажи!

Мираж не обманул моего доверия. Минут пятнадцать-

двадцать свет по-настоящему кормил клетки тела. Как

мать кормит маленького: сунет ложечку в ротик и ждет,

когда дитя проглотит. Потом еще ложечку. Но стоило на-

прячься или допустить хоть одно сомнение, как свет тот-

час начинал обтекать тело, не проникая внутрь.

В голове всплыли слова Мая: «В тех краях (он расска-

зывал о Семизонье) человек может наблюдать одно из

редких явлений – дождь светлячков. Необыкновенное

явление нам, трусам, недоступно, поскольку происходит

ночью. В вертепе кошмара светлячки – редкие посланни-

ки добра». Я стал догадываться, что это та энергия, кото-

рую дает космос, чтобы накормить людей во время их сна.

Здесь, в «D», я смог ее увидеть, если слово «увидеть»

подходит для описания.

Тем временем прозрачный зверь сомнения мешкал

недолго:

«Может, я увидел свечение только из-за стука? Су-

масшедшие всегда хвастаются необычными видениями в

моменты припадков безумия. Прекрати я стучать, и ни-