зрением я видел тени животных, хищников и других не-
суразных существ, больше диковинных, чем страшных.
Фауна джунглей в этой зоне не отличалась большим
разнообразием.
– Порой поставить свою истину под вопрос – достой-
ный поступок. Зачем считать незыблемым свое прошлое
убеждение? – спрашивал динамик у всех обитателей. Но
кто его понимал, и кто, кроме меня, мог ответить?
Вместо слов я послал бравурный марш монтировкой
по призрачному дулу машины сомнений, текущих, как мне
казалось, по этой трубе. Звери насторожились, и я, повы-
сив голос, спросил, когда еще в эти края захаживал отваж-
ный барабанщик? Трепещите, презрите себя…
И в этот самый момент на меня накинулся прозрач-
ный зверь сомнения, единственный, кто не убоялся моей
канонады.
Его бросок я ощутил, когда внезапно стал брюзжать
про себя, какую бессмыслицу я творю этой ночью и что
нет кретина, равного мне по глупости и непоследователь-
ности. Если бы мне довелось увидеть, как это безумие тво-
рит кто-то другой, я бы его запрезирал и даже оскорбил
21
бы. Но тут я имел дело со своей головой, своими руками
и с собственным рассудком – всеми теми, кто одобрял и
исполнял эти несуразные удары. Поэтому ненавидеть я
стал сам себя и не вспомню, чтобы прежде так неистово
себя проклинал. Тут еще этот громкоговоритель:
«Когда птица в сердце начинает петь свои песни, мыс-
ли и сомнения не позволяют сердцу слушать. Берегись,
этот вор хочет украсть подлинное золото сознания!»
В ночных джунглях, в зоне «D», мне стало понятным,
что сомнения в конце концов порождают ненависть к
себе, а если ненавидишь себя, все остальные тоже кажутся
противными.
Через час зверь сомнения внушил, что уже поздняя
ночь и я страшно устал, пора прекратить бестолковое за-
нятие и прилечь прямо здесь, возле труб. Но, коварный,
он бы первым набросился и сожрал меня.
«А ну, не унывать! Буду стучать и бить», – заговорил
я вслух. Слипались глаза, и отнимались предплечья, от
ударов звенело в ушах, к тому же отдача от каждого уда-
ра неприятно отзывалась во всем теле. Мне нужны были
новые силы, и дать их мог только сон. И тут случилось
неожиданное.
Будто лунный свет, с небес нисходило свечение. Мерт-
вые железные трубки, причудливые животные, сама ат-
мосфера – все, казалось, ждало необычного свечения и
радовалось ему. Это явление удивляло своей приветли-
востью, – так запросто мерцающая кашица проникала
через непролазные сплетения верхних ярусов джунглей,
ласкала листья и траву, касалась моей кожи. Я, как умел,
попытался раскрепоститься и впустить этот мягкий свет.
22
– Ты не похож ни на что в этой чаще! Говорить ты слу-
чайно не умеешь? – спросил я. – Ну, раз не можешь, так
и скажи!
Мираж не обманул моего доверия. Минут пятнадцать-
двадцать свет по-настоящему кормил клетки тела. Как
мать кормит маленького: сунет ложечку в ротик и ждет,
когда дитя проглотит. Потом еще ложечку. Но стоило на-
прячься или допустить хоть одно сомнение, как свет тот-
час начинал обтекать тело, не проникая внутрь.
В голове всплыли слова Мая: «В тех краях (он расска-
зывал о Семизонье) человек может наблюдать одно из
редких явлений – дождь светлячков. Необыкновенное
явление нам, трусам, недоступно, поскольку происходит
ночью. В вертепе кошмара светлячки – редкие посланни-
ки добра». Я стал догадываться, что это та энергия, кото-
рую дает космос, чтобы накормить людей во время их сна.
Здесь, в «D», я смог ее увидеть, если слово «увидеть»
подходит для описания.
Тем временем прозрачный зверь сомнения мешкал
недолго:
«Может, я увидел свечение только из-за стука? Су-
масшедшие всегда хвастаются необычными видениями в
моменты припадков безумия. Прекрати я стучать, и ни-