Потом сказал:

– Я… я не начинал эту войну.

Его тихий мрачный голос хрипел и запинался, исходя из горла, которое природа не приспосабливала к человеческой речи, и еще была в нем какая-то острота, которая легко могла пройти сквозь кости и плоть. Люди пристально смотрели на него.

«Хорошо. Они должны очень внимательно выслушать то, что я им хочу сказать».

– Обезьяна, которая сделала это… мертва. Его звали Коба. Я убил его.

Он подождал, чтобы они хорошо это запомнили, потом продолжил. Его голос стал еще более резким, чтобы произносимые им слова еще сильнее поражали пленных.

– Я воюю сейчас только для того… чтобы защищать обезьян.

– Да? – Тревис взглянул на Рыжего. – А как насчет него? У нас еще десять таких.

Цезарь был очень опечален тем, что сбежавшие последователи Кобы пошли против себе подобных. Он грозно глянул на Рыжего, который наконец встретился с ним взглядом, уставившись на Цезаря с нескрываемой ненавистью.

– Я знаю этих обезьян. Они пошли за Кобой. Пытались убить меня. Они боятся, что я сделаю с ними то же самое. Они уверены, что я их не прощу.

На самом деле страхи эти имели под собой основание. Когда-то давно Цезарь верил, что обезьяны в своей основе лучше людей, что они более благородны и надежны.

Сейчас, благодаря Кобе, он не так был в этом уверен.

– Они служат вам… чтобы выжить.

– Я тебя не боюсь! – прорычал Рыжий. Из-за грубого голоса и плохого владения английским его речь звучала еще менее естественно, чем речь Цезаря, но эти злые слова были вполне понятны. – Это ты должен бояться! Думаешь, этот лес еще долго будет тебя укрывать? – самец гориллы презрительно фыркнул. – Люди уничтожат тебя. У их Полковика, – сказал он, – коверкая слово Полковник, – нет жалости. Люди делают все, что он скажет. Для них он больше, чем простой человек. Он всё.

С губ предателя брызгала слюна. Под нависшим лбом сверкали ненавидящие глаза, которыми он одного за другим оглядывал своих врагов. Даже Цезарь почувствовал, как холодок пробежал у него по спине, а Снежок совершенно явно занервничал от угроз чужой обезьяны. Молодой самец гориллы непроизвольно сделал шаг назад, отчего Лука нахмурился, а Рыжий продолжал кричать им:

– Он говорит: сначала умрет Цезарь… а потом все вы умрете.

Дротик взвился от ярости, схватил обезьяну-предателя за плечи и швырнул его на землю. Он собирался сделать еще что-то, но Цезарь поднял лапу и покачал головой. По-прежнему кипя от ярости, Дротик взял себя в руки и неохотно попятился от Рыжего, все еще пуская в предателя стрелы из глаз – в переносном смысле, конечно.

Цезарь прекрасно знал, что чувствовал Дротик.

«Убери его отсюда», – сказал он Луке жестами.

Громадный седой самец кивнул Снежку, давая молодой горилле возможность совладать со своим страхом. Снежок собрался и вышел вперед, чтобы схватить предателя, который даже со связанными за спиной руками яростно сопротивлялся. Он ревел и бросался на Снежка, но вскоре перестал отбиваться, и молодой самец за лодыжку вытащил его наружу.

Цезарь был рад избавиться от него.

Теперь остались только пленные-люди, которыми он продолжил заниматься. Онемев от яростной схватки с обезьянами, они ждали своей участи, думали, наверное, что их в любую минуту так же вытянут наружу навстречу судьбе. Пот тек по их лицам, смывая камуфляжную краску. Запах мочи говорил о том, что по крайней мере один из них намочил от страха штаны. Цезарь подумал, что это был Тревис.

Лука глубоко вздохнул, его безволосая черная грудь поднялась и опустилась. Жестами спросил Цезаря:

– Что будем с ними делать?

Обезьяньи руки накрепко затянули узел на веревке, привязывавшей руки пленников к поводьям одной из двух лошадей, которые должны были отвезти их в то место, откуда они пришли. Люди сидели на спинах лошадей по двое. Их окружали охранники-обезьяны, а Цезарь со своими советниками наблюдал за приготовлениями. Пастор в смятении смотрел на Цезаря, как будто не мог поверить тому, что происходит.