Это выражение исчезло, когда Джон задал не совсем тактичный с точки зрения декана вопрос:
– А почему все студенты категорически отказались проходить практику на Плеве?
– Я же сказал, – быстро ответил Брэдли, – там будет трудно. Практика планируется проводиться в девственных лесах Диких Территорий. Там довольно опасно…, – тут Брэдли позволил себе улыбнуться и добавил: – Но думаю, что, во всяком случае, не опаснее, чем на Байкотане. А главное, что вам, Джон там будет очень интересно, я за это ручаюсь…
Внимательно слушая плевянина, Джон внезапно почувствовал, что ему сделалось как-то не по себе – совершенно загадочное предчувствие холодной змейкой заползло в душу и сразу свило там стационарное гнездо из неприятных сомнений. «Не связан ли все-таки этот Брэдли с КМБ?!» – сам собою возник в голове Гаррисона тревожный вопрос. Во всяком случае, он точно понял – с появлением плевянина Брэдли Киннона в жизни Джона Гаррисона, для него – для Гаррисона это означало какую-то большую опасность. И вовсе не оттого, что ему прямо указывалось на возможные предстоящие трудности, неизбежно сопровождающие прохождение преддипломной практики на планете Плева, нет – корректно беседующий с ним сейчас достаточно симпатичный и, скорее всего, неплохой человек по имени Брэдли Киннон представлял собой всего-лишь символ притаившейся где-то в недалеком будущем реальной угрозы для жизни Джона Гаррисона. Три года жестокой войны на Байкотане научили Джона безошибочно чуять приближавшуюся к нему смерть, какое бы причудливое или безобидное обличье она не принимала…
Он очнулся, поймав себя на том, что пристально и цепко смотрит прямо в темные продолговатые глаза симпатичного инопланетянина, где плескалось полное смятение, вызванное страшным подозрительным взглядом Джона.
… – Ты уснул что-ли, Гаррисон?! – раздался вопрос декана, заданный злобным голосом и Джону сделалось стыдно за то, что он, возможно, обидел и напугал ни в чем не виноватого человека, прилетевшего, к тому же, с другой планеты.
– Никак нет, Александр Иванович! – машинально ответил Джон и улыбнулся Брэдли извиняющейся и подкупающей в своей искренности улыбкой. – Я с удовольствием полечу на планету Плева – мне очень надоела скучная жизнь на Земле.
Акклебатиане
Боке и Самакко ужинали в служебной столовой, которая в этот час была пуста. В распахнутые из-за духоты окна вливался свежий воздух, наполненный аппетитными запахами множества дичи, шнырявшей под темными сводами вечернего леса. По отполированному деревянному полу, то и дело пробегали причудливые багрово-синие тени, вызываемые к жизни предзакатной пульсацией дневного плевянского светила.
Ужин проходил в полном молчании – во время еды акклебатиане именно поглощали пищу, а не разговаривали. В данном случае бешеными темпами пожирался зажаренный в собственном соку жирный бок-бейрот. Боке и Самакко острыми когтями отрывали аппетитные куски мяса от хорошо прожаренной туши и без промедления отправляли их в пасти. Глаза обоих ежесекундно вспыхивали при этом бешеными зелеными огоньками.
Насыщение наступило примерно через час, когда от бок-бейрота остались лишь одни несъедобные желчные камни. Боке и Самакко с раздувшимися животами откинулись на спинки кресел и блаженно прикрыв глаза жесткими ворсистыми веками отдались на несколько минут во власть сладостной отрыжки.
Затем, когда буря, вызванная в желудках и кишечнике жирным мясом бок-бейрота улеглась и официант принес дессертное легкое вино и глянцевито сверкавшее варенье из полосатых сахарных мух, Самакко сообщил Боке умиротворенным доверительным тоном: