Возвращаться в долину смысла не имело. Да и шёл он изначально к горе, у подножия которой теперь оказался. Осталось найти нору, дотащить туда обильную провизию, закрыть вход и пережидать подступающий большой день двух солнц, чудовищной красоты которых он никогда не сможет увидеть и остаться при этом в живых. День двух солнц уничтожал всё, что осталось не укрытым от безжалостных лучей, расплавляющих даже камни.

Зол вырезал из необычайно прочной ткани крыла, способной поднять над поверхностью планеты такую огромную махину как дракон, себе новую одежду. На земле её назвали бы, наверное, пончо. Вырезав посередине отверстие для головы, Зол надел его на себя, радостно скалясь, оттого что ночью, по окончанию большого дня, его конечности не окаменеют от сковывающего холода и остывшая кровь не слишком медленно будет циркулировать по венам, замедляя движения и позволяя такой же заторможенной добыче ускользать от него.

Воспоминание шестое

Шорох в шкафу

Тот, кто совершил ошибку только один раз,

будет более осмотрителен и принципиален, потому что он раскаивается,

тот, кто никогда не ошибался – опасен.

Хагакурэ. Сокрытое в листве Бусидо

Прозвучали сигналы пробуждения. От ритмичного рокочущего гула боевых барабанов Нори проснулся незамедлительно. Скорее он проснулся даже до сигналов. Хотя, возможно, он просто спал с открытыми глазами.

Соскочив с кровати и встав на ноги, первым делом застегнул воротник на все пуговицы. Спал он обутый в сапоги и в одежде, лишь гимнастёрка висела на вешалке возле двери. Даже смертельно уставший, он позаботился о том, чтобы форма в этот день помялась как можно меньше. Нельзя ронять честь мундира. На маленьком столе, стоящем возле окна и обложенном татами, лежала его офицерская фуражка.

Голова пульсировала непривычной болью. Изо рта шёл неприятный запах, и очень хотелось пить. Его странная причёска не изменилась с детства, бритые виски и выбритый пробор, идущий ото лба. Волосы двумя параллельными, идеально уложенными полосами шли по голове и сходились в хвостик, сплетённый на затылке. Подобные причёски носили самураи его рода испокон веков, чтобы голова не потела под шлемом. Сейчас это выглядело странно. Даже, наверное, дико, но под фуражкой её не видно и замечаний от командования он не получал.

Нори схватился за пряди волос, идущие двумя полосами вдоль головы, и постарался разорвать голову, раскалывающуюся от последствий вчерашних алкогольных возлияний. Боль от резких движений стала только резче.

Самурайский меч предков – катана, покоился в изголовье кровати под валиком для головы. Кобура с револьвером лежала рядом на кровати. Из дома юный самурай взял с собой лишь один из пары мечей дайсё. Короткий меч сёто, именно тот, который отец отдал ему на хранение в его двенадцатилетний юбилей. В условиях современного боя схватка велась на коротких дистанциях и малый, более манёвренный меч, оказывался эффективнее.

Чудовищно болела голова. Вчера он командовал расстрелом шестидесяти шести человек или это лишь адский сон? А потом беседа с полковником Ооно и путь домой, где он разогнал с мечом в руках толпу пехотинцев, спасая китаянку? Нет, конечно, на такую низость, как помощь местным, он не способен. Даже пьяный. Приснится же такое.

Вспомнилось, как отец говорил, что нельзя обнажать меч для поединка, в котором клинок не отведает крови. Иначе сработает проклятье меча и он будет управлять своим владельцем, ведя к пролитию рек крови. На это воспоминание Абэ Нори лишь цинично усмехнулся, пытаясь отвлечься от вызванных собственной глупостью и неумеренностью страданий от похмелья. Он считал себя атеистом и не верил в подобные мистические легенды.