Дракон не собирался помогать тому, кто выглядел как его брат-близнец. Да кто его знает, может, одна мать выбросила их яйца между камней в период ночи, чтобы они вылупились к рассвету малого дня и начали жрать всё, что попадётся. Если они оба живы, значит, яйца лежали достаточно далеко и один из них не сожрал другого.

В аду нет групп, помощников, соратников. Тут каждый за себя. Помогать неудачнику, не сумевшему справиться с выбранной им добычей, никто не собирался. Слабый должен умереть, тогда он послужит пищей кому-то, ведь это лучше, чем рождать такое же слабое и дефективное потомство, не способное добыть себе пищу. Закон эволюции справедлив ко всем мирам, лишённым цивилизации.

Из размышлений Зола вывело резкое пике к поверхности. Разогнавшись, дракон полетел над поверхностью так, как он летел при атаке. Летел так низко, что трава задевала его брюхо. После этого дракон стал опять набирать высоту.

«Примерился, теперь перевернётся на спину и спикирует так же, пока трава не стряхнёт со спины ненужного пассажира», – сделал вывод начинающий лётчик и принялся лихорадочно соображать о мерах противодействия перевода его в касту пешеходов.

Дракон принялся пикировать вниз спиной. Зол теснее прижался и ждал. Когда поверхность стала уже близка к голове, он рывком перелез на живот. Зол рассчитал, что ящер не сможет перевернуться над поверхностью так, чтобы не зацепиться крыльями о растения. Поэтому атака ящера когтями ног вполне предсказуема.

«Используй силу противника против него самого», – прозвучало в голове из какой-то прошлой жизни.

Зол схватил один из когтей летящей в него лапы и, усилив движение, воткнул его в брюхо врага.

Воспоминание четвёртое

Солнце мёртвых

Если рана самурая смертельна,

самураю нужно с почтением попрощаться со старшим по положению

и безмятежно умереть.

Кодекс чести Бусидо

Яркий свет «солнца мёртвых», как иногда называли спутник земли древние поэты, в первую ночь полнолуния освещал улицы осаждённой столицы Китая. Природа словно отказывалась скрывать под покровом тьмы зверства, совершённые захватчиками, и заодно холодным светом согревала остывшие в зябкую декабрьскую ночь тела мертвецов.

Слегка покачиваясь, по улицам Нанкина шёл молодой офицер с нашивками второго лейтенанта императорской пехоты Японии. Через каждые несколько десятков шагов валялись мёртвые тела, в основном лежащие на животах с виднеющимися огнестрельными ранами в спинах. Трупы, лежащие на спинах, в основном, искромсаны штыками. Изуродованные лица смотрели на луну пустыми глазницами вытекших глаз.

Сняв фуражку, второй лейтенант Абэ смахнул со лба капли холодного пота и протёр глаза. Пристально посмотрел на Луну, вспомнил, как в детстве пытался рассмотреть на этом загадочном спутнике Земли человека. Иногда ему казалось, что он видит лицо, а иногда удавалось разглядеть силуэт. Интересно, когда этот человек на Луне наблюдает за Землёй, ему страшно? Или он поражается глупости людей, превращающих свой мир в ад? Друг детства Иноэ всегда смеялся над ним, утверждая, что всё это фантастика и нет на Луне никакого человека, а там можно рассмотреть зайца.

Теперь Нори казалось, что не всегда можно рассмотреть человека и на Земле среди окружающих. А фантастика, даже самая страшная, часто добрее бессмысленной человеческой жестокости.

– Война не романтична, а смерть не красива, как бы нас ни стремились в этом убедить поэты, не видевшие глаза мертвецов, – с горечью сказал молодой офицер лицу на Луне и, надев фуражку, продолжил свой путь, уныло буркнув куда-то себе под ноги: – Лучше бы я стал художником…