– Истинно так, – закивал Антип.

Геня повернулся к дружку:

– В нехилое место попали. Пообщаться с душами в подвешенном состоянии: ни тебе ада, ни рая. Как мыслишь, друже?

Но Эмиля занимал несколько иной вопрос:

– Скажите, Антип, как долго души задерживаются здесь до отправки в пункт, так сказать, конечного назначения?

– По-разному, – погрустнел мужичок. – Есть адовый отстойник – Сатань. Поганое место! Там души маются иногда веками. Эт как глянет Приказчик, а он на поводу у Высевка. На самом деле, Сатанью заправляет… Ух, – тяжко вздохнула душа Антипки, – злобный Уромар. Про него и вспоминать не хочется. Тем же, кому определили рай, готовятся к благодатям райским в Радуе. Самое охочее место, – восхищённо замотал он головой. – А кому ещё не определили судьбу, бродят по Ситу, как мы с Марьяной, и ждут своей доли…

Антип тепло глянул на подругу, взял её за руку, и они исчезли. Только лёгкое марево колыхнулось и тоже растворилось в белесом тумане.

Некоторое время молчали…

Обоих перемалывали сложные чувства. На Эмиля навалились воспоминания. Всплыл образ деда Семёна и небольшая деревенька, вернее, дедов хуторок, в котором Эмиль и бывал-то всего несколько раз в школьные годы. “Может, и его душа где-то поселилась на этих удивительных планетах и непременно – в рае”, – мелькнула мысль и вдруг отметилась всплывающей вдалеке картинкой!

Эмиль заморгал глазами и неуверенно заулыбался, чувствуя, как душа вспыхнула свечой – перед ним простирался тот самый, дедов хуторок. Лесок, дорога и по бокам добротные, рубленные из сосен хаты.

Пока взбудораженный Эмиль собирался высказаться по поводу видения, мираж стал меняться: нахлынула серая дымка, и в ней проявилось кладбище. Прозвучал голос Гени:

– Если ты подтвердишь, что думал про некую деревеньку у леса, то становится ясно: миражи тесно связаны с нашими мыслями, поскольку я вспоминал своих усопших. А где ж им, родимым, быть, как не на кладбище!

– И не просто с мыслями, – уверенно дополнил Эмиль, – а с определённым настроением. Давай проведём опыт. Подумай о чём-то, что тебя не особо трогает.

Геня выпятил губы, надулся и поводил глазами. Мираж с кладбищем исчез, но нового ничего не объявилось.

– Ну? – заторопил Эмиль.

– Вспомнился анекдот про шустрого Вовочку. Сидит он на уроке в тельняшке и ждёт, как на его фривольную одёжку среагирует Мари Ивановна…

Поскольку планетный пейзаж не изменился, они, довольные своей сообразительностью, бодро расхохотались.

– А я вспомню последний – правда, виртуальный – поход в атэровскую консерваторию. Тогда старинные русские песни исполняла несравненная… – резко оборвался Эмиль – из ничего проявился образ девушки!

Будто сошла с картины русских художников: коса, кокошник на голове, бусы и расшитый сарафан. И конечно же – озёрные глаза.

Образ колыхнулся и принял устойчивое положение. У Эмиля внутри резануло и сжалось от мысли, что это неживая девушка. Но она приветливо улыбнулась и обратилась к дружкам так, будто они знакомы всегда, а расстались, скажем, вчера:

– Мне вспомнилась песня: жаль забыла название. Послушайте.

Зазвучал голос грудной, сильный, с теми неповторимыми подголосками, которые присущи народному пению. Мелодия постепенно набирала силу и ширь. Девушка пела про просторы, оставленные, но такие притягательные, что даже Геня засопел.

Эмиль же растворялся в звуках и словах и в этом чудодейственном образе. При этом, казалось, пение звучало в концертном зале, поскольку ощущался резонанс и лёгкое эхо.

Дружки так заслушались, что, когда девушка умолкла, они не сразу заговорили.

– И как тебя краса величают? – наконец, восхищённо вытянулся головой Геня.