– Вот скажи, почему в Западной Европе к России отношение лучше, чем к Америке, хотя мы их, как ты говоришь, не «освобождали»? А наши бывшие «братушки» по Варшавскому Договору готовы нас вешать на фонарях, даже могилам советских солдат войну объявили…

– Так пропаганда американская мозги им промыла, вот они и бесятся! – Семёныч произнёс эту фразу примерно так, как великий Ленин знаменитую фразу об электрификации всея Руси.

– То есть в Западной Европе американская пропаганда играет в молчанку, так? Там нет ни радио, ни телевидения, ни газет, ни интернета, короче, первобытнообщинный строй! Все люди ходят в шкурах, охотятся на мамонтов и передвигаются при помощи птеродактилей, верно?

– Зачем утрировать? – Семёныч не нашёлся что ответить, и я решил не сбавлять обороты.

– Пойми, наконец: сколь ни говори «халва», во рту слаще не станет! Сколько ни говори людям о загнивающем капитализме, всё равно пойдут покупать фирменные шмотки и тачки, а советское барахло им силком не впихнёшь. Это у нас было нормой торговать «с нагрузкой» и мы считали это в порядке вещей! Вот до чего озверели! Только уже забыли, как стояли целую ночь за дефицитом, отмечались по номерам; как дрались в очередях; ветеранов, что лезли без очереди, избивали. Вспомнил? Или в военных городках было другое снабжение и подобных проблем не существовало? – похоже, азъ недостойный надавил ему на больную мозоль.

– Зато справедливость была! – этим аргументом Алексей Семёнович, видимо, рассчитывал положить меня на обе лопатки. Надо признать, на одну положил, а на вторую силёнок не хватило. И мой ответ добил его окончательно и бесповоротно.

– Обострённое чувство справедливости – не что иное, как зависть. Согласен, уравниловка была. Если у меня сдохла корова, то и у соседа должна подохнуть, верно?

То есть мы своим греховным умишком будем рассуждать о высшей справедливости? Пойми: одинаково можно быть только нищими! Сделать всех одинаково богатыми невозможно! Только отмороженные могут думать иначе. Это аксиома!

Поэтому комунизм – утопия! И вовсе не потому, что невозможно создать для него материальную базу. Просто потому, что жизнь человеческая в этом случае теряет всяческий смысл.

Возьми элементарно спорт: зачем спринтер выходит на старт, если не стремится прийти к финишу первым? Если ему всё равно, какой флаг будут поднимать, и под чей гимн будут вручать награды? И так в любом деле, прежде всего в любви. Если бы все женщины, как одна, были бы одинаковые, возникла бы любовь? А ведь Бог есть любовь! Но она может возникнуть лишь к одной, единственной и неповторимой. Или к одному единственному и неповторимому!

Семёныч опять ненадолго замолчал. Видимо, за последние лет эдак …дцать у него не было серьёзных оппонентов в споре. В армии он привык безраздельно командовать подчинёнными а вышестоящим беспрекословно подчиняться. Без базара.

И вдруг приходится опровергать сталактитовые глыбы устоявшихся убеждений! Как всё складно преподали ему в академии, как всё чётко отбарабанил он на экзаменах, получил заветный диплом и вечерком, собравшись тёплой компашкой таких же оболваненных, уже обмывал очередную звёздочку.

В един миг устоявшийся каркас «победоносного учения» рухнул, как в сентябре 2001 года небоскрёбы Всемiрного Торгового Центра в Нью-Йорке, тоже казавшиеся монументально незыблемыми…

Заоконный пейзаж также не придал моему собеседнику словоохотливости. Поспевающий подсолнечник, выкрасивший пространство до горизонта в ярко-золотистый цвет, и который, казалось бы, должен был радовать глаз, скорее вышибал слезу, напоминая стихотворение Н.А.Некрасова «Несжатая полоса».