У самого Гудериана не было сомнений в том, как следует действовать, и в той мере, которую позволяла его близость к Браухичу, Бок, несомненно, поддерживал его. В собственных донесениях Гудериана тех времен то и дело встречаются упоминания «главной дороги на Москву»[52]. По-видимому, он считал рославльскую операцию предварительной ступенью для сокращения своего правого фланга. Москва еще была на расстоянии 150 миль на востоке, а основание его выступа имело в ширину почти 50 миль, а фланги глубиной более 100. Своим блестящим ударом под Ельней немецкий танковый командир ускорил начало контратаки Тимошенко и этим вытащил пехоту группы армий «Центр» из-за Днепра, вынудив их вступить в сражение. Но в то же время его танки оставались в боях, так что те же самые факторы, удерживавшие в его руках центр тяжести в течение этих трех лишних недель, теперь делали паузу неизбежной. Прежде чем сделать еще один «прыжок», танковым дивизиям было необходимо подремонтироваться, отдохнуть и довести запасы горючего и боеприпасов до штатного уровня. Срок периода отдыха, на котором так настаивал Браухич в разговоре с Гитлером, давно прошел. Гудериан брал время взаймы, а теперь приходилось отдавать долг.

Более того, стратегическая передислокация вермахта уже начала происходить в других секторах. Преисполненный чувства долга Гот (отметим, что его 3-я танковая армия не была переименована в группу армий) уже совершал поворот по направлению к Валдайской возвышенности, принимая новую роль «правого крюка» Лееба в возобновленном наступлении на Ленинград. Для Гудериана больше нельзя было продолжать наступление одному, как бы ведя за руку всю остальную группу армий «Центр». Окончательный бросок вперед, если ему суждено было совершиться, должен был иметь полную поддержку и благословение ОКВ. В этом Гудериан убеждал Бока, и Бок с некоторыми оговорками представил это Гальдеру, а Гальдер со всей энергией и ясностью объяснил это Браухичу и, хотя уже с меньшим напором и с большей осторожностью (нужно думать), Гитлеру.

Затем после дальнейшей задержки было созвано новое совещание в Новом Борисове. Впервые с начала военной кампании командующие армиями должны были предстать перед фюрером, который должен был лично присутствовать на нем.

Кроме Гудериана, были и другие генералы, которые с все усиливавшейся тревогой ожидали прибытия фюрера в Новый Борисов. Уже в течение первого опьяняющего победами лета 1941 года штаб группы армий «Центр» стал «непосредственным очагом активного заговора, связанного с предстоящими операциями – гнездом интриг и измены». На чисто профессиональные сомнения сотрудников штаба наслаивалась и бурная деятельность группы офицеров, имевшая политические цели.

Один из начальников штаба дивизии Бока генерал-майор Хеннинг фон Тресков и его адъютант Фабиан фон Шлабрендорф замыслили весьма решительную акцию по отношению к Гитлеру. Как только машина фюрера окажется в пределах системы безопасности группы армий «Центр», ее задержат вместе с находившимися там лицами. Над Гитлером будет устроен импровизированный суд, и будет вынесен приговор смещения с поста или даже казни (хотя о таком исходе специально не упоминалось). Как должны были потом развиваться события, не ясно. Впрочем, заговорщики планировали нечто большее, чем личное устранение Гитлера. Безусловно, эта, как и последующие попытки устранения Гитлера, не подкреплялась тщательной подготовкой поддержки, ставшей необходимой после покушения 20 июля 1944 года.

Напрашивается вопрос, каким образом такая идея, тем более практическое осуществление путча могло серьезно рассматриваться в то время, когда германское оружие казалось повсеместно непобедимым. Ответ заключается, безусловно, в том, что заговорщики стали воплощением самых лучших качеств своей страны – рациональной интеллектуальности, сочетающейся с беззаветной храбростью. Их намерением было создание «порядочной Германии», такого национального образования, недостижимость которого так долго была головной болью европейских политиков. Сами же они, будучи немцами, естественно, считали неотъемлемыми качествами «порядочности» военную мощь и конституционный порядок. Находясь на фронте в России, на удалении в 500 миль от своей страны, они лучше чувствовали реалии этой кампании. Они видели, что непреодолимая сила вермахта, наконец, натолкнулась на нечто монолитное, а «когда наши шансы на победу исчезнут или будут очень слабы, уже ничего нельзя будет сделать».