– Да, конечно. Так почему ты начал пить?

– С чего ты это взяла?

– Я заметила, что у вас руки трясутся, вы курите слишком много и ваше отношение к детям немного другое, так сказать, вы даете нам жизненные уроки, которые для нашего возраста еще непонятны, вы учите нас быть людьми, вы показываете нам настоящую жизнь…

– Да, ты правильно отметила. У меня дочь и сын, и, знаешь… – Он подлил мне и себе еще немного коньяка и собрался с мыслями, – мало кто знает, но у меня серьезно больна дочь. И в свое время, когда я был нужен ей, меня не было, точнее, я был не так близок с ней, как должен был. Я не плохой отец, считаю, вовсе нет, я дал ей все, чтобы она могла с легкостью жить во взрослом мире, но я упустил ее саму, и сейчас она уже не хочет вернуть «нас». Я учу вас жизни, потому что никто вам не скажет правды о реальном мире, а потом вы можете сильно ошибиться и сполна заплатите.

– Так почему же ты сидишь здесь, когда должен быть с ней?! – Я встала и слегка ударила кулаком о стол.

– Пойми, не все так просто. Я не могу ее спасти уже, и видеть своего ребенка умирающим – я не справлюсь. И чувство вины меня не покидает, но и преодолеть себя я… – Он покачал головой. – И сейчас я пытаюсь хотя бы до вас донести то, что не успел сказать до… дочери, – В.Б. запинался, и было видно, как ему больно говорить на эту тему. – Мое упрямство, мой долбаный характер – вот, что разрушило наши с ней отношения. Ты только не обижайся и не пойми превратно, но ты очень похожа на нее. Твоя импульсивность и борьба за справедливость, забота и наивность… она такая же. Я думаю, судьба дает мне еще один шанс.

– Ты еще первый не потерял. Сейчас я вижу, как моя семья разваливается, и я могу еще что-то исправить, и, слушая вас, понимаю, что не все потеряно. И вы сделайте также. Поезжайте к ней. Вы сказали, что она больна и умирает, так будьте с ней, не упустите эту возможность. Потом будете жалеть, что не попробовали. Завтра же утром поезжайте к ней, наплюйте на работу, на меня, на всех. Я мало знаю о жизни, но уверена, что семья – это то, за что нужно бороться, – мы подняли бокалы и чокнулись. Телефон В. Б. завибрировал, и я увидела надпись «Жена».

– Да, я слушаю, – ответил он. – Я задерживаюсь, приду поздно.

– Нет, – покачала я головой, – вы снова не правы. Собирайтесь и идите домой, там вас ждет жена, и даже не думайте выбирать между нами. Семья важнее, – шепотом сказала я.

– Я скоро буду, дорогая, – улыбнулся он. – Я провожу тебя к бабушке, – сказал В.Б., когда положил трубку.

– Я не пойду к ней в таком состоянии.

– А я не оставлю тебя одну в пьяном виде.

– Все нормально, идите. Я здесь все уберу.

– Где ты будешь ночевать?

– Пойду к подруге.

– Ты врешь, – сказал учитель и недовольно посмотрел на меня.

– Глупо спорить об этом. Вы же понимаете, что я буду сидеть тут и пить, – я всплеснула руками и вздохнула.

– Иди к подруге, пожалуйста, не надо так себя наказывать, прими и отпусти ситуацию.

– Я боюсь потерять контроль над собой.

– Может, это и не так плохо?!

Я осталась одна в школе, за окном была ночь, но звезды ярко освещали небо, и казалось, что еще только вечер, часов восемь; ночь была такая теплая, уютная, а я сидела и допивала эту несчастную бутылку.

Я вышла на улицу и пошла; машин еще было много, и людей в ресторанах сидело тоже приличное количество. Я зашла в какой-то дворик и села на скамейку, закурив. Какие-то два парня подошли ко мне и попросили сигареты, но я им отказала. Я не видела их лиц, но одеты они были обычно: джинсы и куртка. В любой другой день я бы испугалась и убежала, или вообще бы не находилась в таком месте одна ночью, но тогда мне было все равно, я не была теперь хрупкой и беззащитной девочкой, я так считала.