Все время, когда он находится в королевском доме, но это потому, что он не привык иметь дело с огромным количеством королевских помощников, секретарей и советников, которые повсюду снуют. Что было труднее всего – преодолеть стену, которая росла между ним и папой, все эти разговоры, в которых было больше молчания, чем слов.

Раф почувствовал боль в груди. Они всегда так хорошо ладили, так охотно разговаривали об архитектуре и искусстве, инженерном деле и дизайне. Именно папа впервые привез его в Барселону, когда ему было четырнадцать. Тогда у него только зарождалась идея сделать карьеру в архитектуре, и папа был рядом. Они посетили собор Саграда Фамилия, поднялись на лифте в башни, восхищаясь светом, масштабом и дерзостью замысла. Они прекрасно понимали друг друга, восхищались одними вещами, но с недавнего времени отец перестал выходить на общую с ним волну. Сплошные шумы и помехи…

Теперь отец все время был занят королевскими делами. Несмотря на слабое здоровье, папа справлялся со своими обязанностями, а что делает он? Пребывает в депрессии и жалеет себя. Ему нужно быть сильнее, мужественнее, но он не мог найти в себе никаких сил. Если бы только он мог заставить себя позитивно смотреть в будущее, суметь найти в нем что-то хорошее, дать понять отцу, что примирился с новой жизнью, тогда, возможно, между ними все наладилось бы, но он пока был не в состоянии этого сделать.

Еще и Брианна, единственный человек, который мог бы его поддержать во всем этом, рассталась с ним за два месяца до Монте-Неро. Он думал, что трагедия заставит ее вернуться к нему, но она только прислала письмо со словами соболезнования. И все. Должно быть, она и правда разлюбила его.

Раф моргнул и встретился взглядом с Дульси. О да, он точно знал, что она имеет в виду.

– Я думаю, все мы иногда чувствуем себя так.

Она скрестила руки на груди и прислонилась к поручням.

– Именно из-за этого чувства я и убежала. – Девушка обвела взглядом кабину. – Но, как видишь, не далеко.

– Пока нет, – Раф не удержался от улыбки, – но скоро сможешь убежать. Я обещаю.

В ее глазах запрыгали чертики.

– У тебя есть привычка давать обещания незнакомцам, Раф?

– Ты не незнакомка. Ты – Дульси. Кстати, прелестное имя.

Она напряглась, и у Рафа упало сердце. Зачем он это сказал? Он совсем не умеет общаться.

– Вообще-то правильнее было бы «Дульчи». Это сокращенная версия от… – Девушка поморщилась и закатила глаза. – От Дульчибелла.

Раф произнес это имя про себя несколько раз, и ему понравилось, как оно звучит.

– Тоже прелестно.

Дульси, – ах да – Дульчибелла изумленно посмотрела на него.

– Ты правда так считаешь или просто хорошо воспитан?

Раф рассмеялся.

– И то и другое.

Она с сомнением посмотрела на него.

– Никто не считает, что Дульчибелла прекрасное имя, за исключением моих родителей. И то, я думаю, что порой они испытывают моменты острого сожаления.

У нее была такая милая манера разговаривать… Девушка без труда переходила от серьезности к иронии, и всегда с искоркой озорства в глазах. Рядом с ней было невозможно не улыбаться, а еще он чувствовал влечение к ней. Но Раф не мог позволить втянуть себя в это. Просто приятная болтовня в лифте, не более.

– Итак. К вопросу, почему ты больше не незнакомка…

– Да-да, продолжай, – весело взглянула она на него.

– Я знаю, что ты опытный мореплаватель.

– Я этого не говорила.

– Подружка невесты, от чего ты не в восторге. А еще, я знаю, что последнее, чего ты хотела бы, так это застрять в лифте.

Дульси вздохнула и отошла в противоположный угол кабины. Ее отражение множилось в зеркалах.

– Ладно, возможно, ты и правда неплохо узнал меня. – Ее глаза встретились с его глазами в зеркале, а затем Дульси повернулась к нему лицом, и ее улыбка внезапно стала неуверенной. – Но ты должен знать, что застрять в лифте – это не так уж и плохо…