– Очень уж имя твоё узнать хочу, – мужчина улыбнулся шире. – Да и человек тот, видно, хороший, раз такая красавица подарок ему выбирает и перед наставницей своей его отстаивает.

Она призадумалась крепко. Не всякому, конечно, хочется имя своё называть – для того хоть толика доверия в душе должна быть. Но разгорелось в груди чувство такое, когда на любую шалость или смелость пойти хочется. Аж распирает. Да и ничего дурного, кажется, незнакомец не таил.

– Вышемилой меня кличут, – ответила она, решившись.

И ладонь раскрытую протянула нарочито требовательно, улыбаясь мужчине в ответ. Пусть уж за слова свои, неосторожно сказанные, отвечает.

– А меня как зовут, узнать не хочешь? – тот опустил взгляд на её руку и поднял вновь.

– Такого уговора у нас не было. Зачем мне твоё имя? – она пожала плечами.

– Тоже верно, – он покачал головой, а после повернулся к торговцу. – Дарко, заверни девушке то обручье, которое она выбрала.

Торговец цыкнул, поглядывая на него с притворным укором, но полез под прилавок и достал небольшой холщовый мешочек, в который и опустил украшение – да тесьму затянул.

– Перед батюшкой как за обручье будешь оправдываться? – хмыкнул, не сдержав всё ж улыбки.

– Разберусь, – тот махнул рукой беспечно и принял от него мешочек, после чего только протянул его Вышемиле.

Стало быть, не ошиблась, сын купеческий. То-то он так смело решил подарок сделать всего-то за имя одно. Она с сомнением посмотрела в его тёплые глаза, а после невольно – на Тану, которая губы кривила, надо сказать, не слишком-то довольно. Кабы за косу не отдёргала после.

– Хороший ты человек, наверное, – проговорила уверенно. – Да всё ж негоже, чтобы так. Сколько просишь за него?

– Подарок это, – настоял на своём купчич. – Денег за него не приму и Дарко по рукам надаю, если возьмёт.

И таким голос его стал серьёзным, что и совестно теперь отказываться: сама в игру эту ввязалась. Вышемила вздохнула глубоко и мешочек с тяжёлым обручьем в нём приняла.

– Так как тебя зовут? – взглянула чуть исподлобья – ведь правда, интересно стало.

– Зареславом зовут, – он ещё чуть помедлил, прежде чем отпустить подарок из пальцев. – Надеюсь, как будешь ты видеть это обручье на запястьи своего жениха, так и обо мне иногда ненароком вспомнишь.

Снова жар по шее вверх бросился: и верное ведь. Невольно станет оно напоминать о случае этом коротком и необычном. Да только что ж плохого в том? В сердце её всё равно Леден один, Ледок её. А этот улыбчивый купчич забудется со временем. Как бы ласково сейчас ни улыбался, как бы лукаво ни посматривал, радуясь, что удалась его проказа.

– Всего тебе доброго, – торопливо бросила она, отворачиваясь.

Как бы сбежать теперь поскорей. И упёрся тут же в спину взгляд мужчины любопытный. А встретил укоряющий – Таны. И обручье это сразу потяжелело в ладони. Ох, не надо было соглашаться на вздор такой! Не иначе, околдовал её купчич окаянный, заворожил взглядом своим. Да теперь уж на попятный и вовсе идти глупо. Вышемила крепче сжала мешочек и пошла прочь, махнув рукой Тане, чтобы не отставала.

– Ох и наторгуешь, коли обручья станешь всякой девице пригожей дарить, – не слишком громко, да всё ж так, что расслышать удалось, упрекнул Дарко Зареслава.

А тот лишь хмыкнул в ответ.

– Не всякой… – бросил.

До самого детинца Вышемила встречу эту в мыслях, словно камешек гладкий, перекатывала. И странно от неё становилось, и злость жгучая на себя саму разбирала. Вот уж приготовила Ледену подарок, другим мужчиной подаренный – хоть выбрасывай теперь. Да жалко красоту такую!

Но только вошли с Таной в ворота распахнутые – сразу всё пустое позабылось: пахло ещё пылью, поднятой копытами, ещё не все кмети разошлись со двора, спешившись. Вернулась Зимава. В груди так всё и обдало полынной горечью: не успела Ледена дождаться.