– Но ты-то уж точно не доживёшь. – Прощаясь с Туровым и его подружкой, Странников аккуратно, но настойчиво поволок приятеля от стола в тёмный уголок, где грустил рояль.

– Кончай, наконец, свой трёп! – едва сдерживался секретарь, когда они остались одни, и хлопнул кулаком по крышке инструмента. – Объясни мне, зачем ты снова связался с хитромудрой еврейкой и её женихастым прокурором? Ну про прыгающую наркоманку я вроде уяснил. Тут у тебя свой интерес появился. А Глазкин со своей кикиморой зачем понадобились? Какую аферу ты вновь задумал?

– Василий Петрович, помилуйте, я вам всё сейчас объясню, – залепетал артист.

– Что им в этот раз понадобилось от меня и с какого боку прицепился ты? – не унимался секретарь. – Сказать по правде, не ожидал я от тебя такого выкрутаса! Преображаешься на глазах, Гриша. Мы – приятели, но ты порой злоупотребляешь моим терпением. Я креплюсь, креплюсь, но!..

– Прости! – обнял Странникова актёр, минута, и, казалось, он зарыдает. – И не вини своего старого товарища. Послушай только, в какую трясину их засосала судьба! Ах, господи! Ты знаешь, почему они тянут со свадьбой?

– Мне б их заботы! – сплюнул Странников с досады.

– Не протянуть им руки сейчас – большой грех. А ты меня знаешь, Василий. У меня тонкая натура. Я не прощу себе, если пройду мимо. Умирать буду, но!..

– Не стони! – оборвал его секретарь. – Говори толком. Знакомы мне твои фортеля. Задумал всё, когда ещё утром в губком припёрся?

– Что ты! Что ты! Совсем меня с дерьмом равняешь! Чем я так провинился?

– Да ладно уж. Говори! – Странников раскрыл портсигар и закурил. – И поспеши, не то слетит сюда опять вся твоя мошкара, облепит, рта не раскроешь.

– Глазкин едет в Москву! – выпалил тот.

– Слышал уже.

– Но его никто не вызывал.

– Вот это уже интересно.

– И никакого назначения на высшую должность ему не светит.

– Постой! Об этом конкретного разговора не было. Он что-то промямлил, не то за назначением едет, не то… Одним словом, не уловил я.

– С тобой такого разговора не было, – твёрдо отчеканил Задов, – это верно.

– Значит, будет?

– Враньё! – Задов преображался на глазах. – Наоборот. Арёл, губернский прокурор, собирается возбудить против него уголовное дело.

– Дело? Против своего заместителя!

– И хочет взять его под стражу.

– За какие коврижки?

– За взятку. Поймал Арёл Глазкина с поличным.

– Вот как!.. Ну что ж, может, и поделом. Предчувствовал я, что этим закончатся фокусы прокуроришки. Свести меня просил с рыбопромышленником Стрельцовым. Трясти его к свадьбе собирался. Наглец, каких поискать! – Странников в охватившей злобе, не помня себя, застучал кулаком по роялю.

– Тише, Василий Петрович! Тише, прошу тебя, успокойся, – нагнулся над ним Задов. – Уйми гордыню и гнев.

– Когда его сватали к нам из другой области в заместители, – твердил секретарь, не реагируя, – он враз мне не понравился. Глазки так и бегают, а он их прячет. Жуликоват.

– Ну теперь-то что об этом говорить, Васенька, – ухватил за руки совсем разгневанного секретаря Задов и даже опустился перед ним на колени. – Теперь он наш. Давно. Свой. Негоже своего в пасть бросать чужим наймитам. Арёл как заявился, так свои порядки начал устанавливать, земляков к себе переманивать. А тем что надо? Работать?.. С преступностью бороться?.. Все, как один, стали крохоборством заниматься, своих людишек везде расставлять да карманы набивать, а наших в шею. Подумать только, со своих же взятки берут при устройстве на работу в прокуратуру, да ещё посмеиваются – отработаешь, мол, если голова на плечах, а не шляпа. Бывало когда такое?… Вот наш Павел Тимофеевич и попал в число первых. Подожди, будет и продолжение. Если Глазкина отдадим, судилище учинят, и нам конец не за горами. Помяни моё слово.