Но с каждым днём уйти от них непросто,

И вновь и вновь преследует экстаз.

Так день за днём нас разъедают страсти,

И вместо счастья иллюзорный мир,

А за окном белёсое ненастье

Как влажный образ спален и квартир.

И лишь во сне мы предаёмся сказке,

Уйдя в неё извилистой тропой,

А по утрам вновь надеваем маски,

Изображая ангельский покой.

Но что под ней? Тоска или смиренье ─

Мы не откроем душу никогда.

В густом вине черпаем вдохновенье,

А в нём и боль, и радость, и беда.

Не осушить сей океан мечтаний,

И в забытьи предаться вновь огню.

В многообразьи странных состояний

Я чистоту и искренность храню.

Полёт души, отверженность и нежность,

Покорный нрав и горечь бытия ─

На дне бокала истина нетленна

Как лёгкий отзвук и ночная мгла.

А рядом мир в сомнении и смуте

Среди грехов, проклятий и угроз.

Мы все идём от пряника до кнута,

Моля устами непролитых слёз.

Я одинок как одинокий странник,

Борясь с тоской давно минувших дней.

И только совесть словно злой охранник

Ведёт меня тропой судьбы моей.

Я знаю, всё начертано нам свыше:

Печаль и боль, сомнения и страх.

Но вновь и вновь скребут по сердцу мыши,

Когда огонь взрывается в глазах.

Нам не уйти от силы искушенья,

Его огонь сжигает нас дотла.

В вине любви черпаем озаренье,

Когда душа навеки умерла.

Путь в тишине закончился внезапно,

И я упал, разбившись о гранит.

Моя душа навеки улетает,

А сердце бьётся из последних сил.

Я здесь чужой, мои мечты завяли

Среди корней холодных сорняков.

А за окном таинственные дали

И чистота надгробных бугорков.

В моей душе жила когда-то песня,

И звёздный свет мне ушу ворожил,

Но оказалась жизнь дешёвой пьесой,

И для надежды не осталось сил

Я жил мечтой, надеждою и болью,

Храня любовь в заветном уголке,

Но день за днём я не справлялся с ролью,

Оставив боль и память на песке.

Среди деревьев мокнущей аллеи

Под тихий шелест серого дождя

Я шёл вперёд с какой-то странной целью

Туда, где брызжет на берег волна.

И я сидел холодный и угрюмый

На мокром камне, слушая "Кино".

Я тосковал в тот день о смерти Цоя,

Но в этот день была ты не со мной.

И я смотрел сквозь тень дождя на Волгу

Под серым небом низких облаков.

И сквозь пакет я еле слышал песни,

В которых черпал ненависть и злость.

Я был один, лишь крики глупых чаек

Неслись над Волгой низко над водой.

В тот серый день душа моя скучала,

Навек прощаясь с верой и мечтой.

Тупая боль копилась в моём сердце,

В глазах тонул солёный водопад.

Мне нужен был глоток лунного света,

Чтобы забыть на время этот ад.

Я слушал песни, что любил когда-то,

Вдруг понимая их глубокий смысл.

И понял я: иного мне не надо ─

Лишь пенье волн и шум холодных брызг.

Тянулось время, я менял кассеты,

Писал письмо дрожащею рукой.

Я был готов опять пройти сквозь это,

Лишь только снова жив был Виктор Цой.

Душа сгорала, плавилась бумага,

Размытых букв нечёткий силуэт…

Но дождь всё шёл, а ты была бы рада

Со мной вдвоём на кухне посидеть.

Попив чайку, мы б снова помолчали,

Подумав мельком каждый о своём,

О том, что наша боль острее стали,

Но ей назло мы всё-таки живём.

И мы опять, минут не замечая,

Вдруг понимаем, что чего-то нет…

А звёзды снова падают сгорая,

Как Виктор Цой в расцвете лет…

Как мне всё надоело! Боже!

Кто бы знал это, кто бы знал.

Каждый день всё одно и то же,

Но об этом ли я мечтал?

Нет, конечно. Мечты отравлены

Горьким ядом слепых разлук.

Память сердца закрыта ставнями

От знакомых и от подруг.

Память сердца ─ печаль безбрежная,

Тишина бесконечных снов.

Сумрак ночи летит поспешный

Красотою забытых слов.

Но слова ─ это только мумии,

Это сфинксы подземных сил,

Что толкают нас на безумие,

Когда белый свет стал немил.

Когда ночь, темнотой грозящая,