– Я!.. Честное слово!.. Я больше не буду!.. Себя так вести!

– Вот, видишь, – бросив ремень на диван, отец отвязал Лену, – выходит, проблемы, о которых мы без толку говорили годами, легко решаются за какие-то полчаса. А теперь, марш в угол! Ещё раз всё хорошенько обдумай и без истерик подведём итоги.

Формально Лена была свободна, но ремень лежал слишком близко, чтоб ослушаться. Давясь слезами, она переступила упавшие на пол бриджи и закрыв руками лицо, отвернулась к стене, где та соприкасалась со шкафом. В далёком детстве ей как-то пришлось стоять в углу, но только сейчас она поняла – тогда было не наказание, а так, игра в строгость.

Из сумочки раздалась знакомая мелодия, однако отец сам бесцеремонно достал Ленин телефон; на экране возникло симпатичное фото улыбающейся брюнетки.

– Кто это, блин? – удивилась Вика, – Лену можно услышать?

– Можно, – отец развернул трубку, – услышала?

– Она чего там, плачет? – догадалась Вика, – что случилось?

– Вик, да ничего особенного. Получила, вот, ремня и стоит в углу, обдумывает своё поведение.

– Чего, правда? Да ну, вы прикалываетесь.

– Позвони позже. Она сама расскажет.

– Пап!.. – Лена зарыдала громче и уже больше не от боли, а от стыда, – зачем ты сказал?..

– Но это ж правда. К тому же, тебе надо формулировать, как жить дальше, а тебя волнует всякая ерунда.

Бросив телефон, отец вышел. Лена тут же приложила ладони к ягодицам – всегда нежные и гладкие, они покрылись, то ли буграми, то ли рубцами, и пылали огнём. …Во, блин, попала! И Вика ещё знает… позорище! В детстве ни разу не бил, а тут в девятнадцать лет… додумался, сука!..

Когда отец заглянул снова, Лена уже не рыдала, а тихонько всхлипывала, но продолжала послушно стоять, уткнувшись в угол под метровой нитью паутины (уборку она целый месяц переносила «на завтра»).

– Выходи, – отец присел возле стола.

Лена боялась сесть даже на мягкий диван, поэтому остановилась посреди комнаты, опустив голову и тоскливо разглядывая топик с гордым призывом «Готова любить!», колечко пирсинга, притаившееся в пупке, сексуальный треугольник трусиков, из-под которого совсем некстати выбилась пара курчавых волосков. В сложившейся ситуации все это выглядело нелепо, ибо являлось атрибутами жизни, до которой она, как выяснилось, ещё не доросла.

– Итак, разберём, что должно включать в себя понятие «я больше не буду себя так вести». Курить ты бросаешь. Так?

– Да… – Лена не представляла свой имидж без сигареты, но в её положении другие ответы просто не рассматривались.

– Гуляешь ты столько, сколько тебе разрешат. То есть, если сказано быть в одиннадцать, значит, ровно в одиннадцать ты должна стоять здесь, и никак не иначе.

– А вдруг маршрутка сломается?.. – Лена попыталась сохранить хоть крошечную частицу прежней свободы, но отец в миг рассеял глупые надежды:

– Ты, действительно, не понимаешь или прикидываешься? Сломавшаяся маршрутка, потерянные ключи, пожар, наводнение, роды у подруги… что там ещё ты можешь придумать?.. Ну, естественно, разрядившийся мобильник, отсутствие сигнала… короче, никакие домашние заготовки больше не работают. Существует единственная схема: хоть на пять минут опаздываешь, можешь ничего не объяснять – снимаешь штаны и получаешь ремня. Ещё вопросы есть?

Лена была в полном смятении и отрицательно мотнула головой – какие вопросы при таких ответах?

– Отлично. Следующий пункт – согласен, иногда в компании приходится выпивать, чтоб не выглядеть белой вороной, но если ты опять явишься такой, как позавчера…

– Не явлюсь.

– Ладно, проверим. И последнее: слушаешься ты с первого раза – без хамства, без мата. И повторяю – сегодняшняя акция не разовая; пороть буду за малейшее нарушение дисциплины.