Третий перекур стал для Чарского роковым. Марина, стрельнув в сторону Дмитрия Сергеевича шальным глазом, без лишних разговоров положила свою ладонь на бедро мужчины. Тот вначале замер, а потом, испепеляя смелую мадам взглядом настоящего мачо (таким он был, по мнению самого Чарского), решительно переместил дамскую ручку на гораздо более интимное местечко. Марина не стала терять времени даром, а потом победно спросила: «Ну и кто из нас кого поимел, красавчик?»

Димочка потерял дар речи, поняв, что события развиваются не совсем по привычному для него сценарию. Сидящая перед ним бесстыдница с сигаретой, щуря насмешливые мальчишеские глаза, только что заявила ему, что попросту трахнула его!

Чарский поразмышлял буквально минуту на щекотливую тему: стоит ли смертельно оскорбиться в ответ на это заявление или принять правила игры, предложенные нахальной тёткой? Дима любил разнообразие и немного устал от собачьей преданности Танечки, а потому выбрал второй вариант.

Лавировать меж двух по-своему притягательных женщин оказалось делом весьма увлекательным. К тому же по дороге Чарский умудрялся залезать под юбку многим представительницам слабого пола, которые сами были не прочь перепихнуться, при этом называя вещи своими именами, а также классически соблазнять романтических дамочек. Они тоже оказывались лёгкой добычей, и главную трудность составляло безболезненное (для самого Димочки) избавление от их ненужной привязанности.

Вы спросите, а как же мадам Чарская? Ведь такая женщина наверняка существовала в природе! Кто-то же добровольно взвалил на себя «почётные обязанности» по обеспечению господина Казановы элементарными житейскими благами?

Как раз в данный момент эта героическая женщина сидела в кресле, ублажаемая порхающими руками лучшего в городе стилиста-парикмахера Ольги Величко. Лариса Чарская, сорокалетняя профессорская дочка, любящая трах во всех его проявлениях и выжимающая из благоверного все сексуальные соки еженедельно в ночь с субботы на воскресенье, позволяла ему отдыхать от себя во все остальные дни (и ночи) недели. Сама она дружила с уже знакомой нам дамой, Валентиной Денисовной Савельевой, и без зазрения совести пользовалась этой дружбой, время от времени влезая и в мягкую постель, и в толстый кошелёк Вечно Второго. Валя же либо ничего не замечала, либо закрывала глаза на безобразное поведение более молодой и привлекательной подруги. Кстати, привлекательность эта достигалась постоянной кропотливой работой над собой любимой. А к работе этой привлекались лучшие специалисты.

– Лариса Георгиевна, как вам наши светлые пёрышки? Понравилось? – Оля поправляла проворными пальчиками истинное произведение искусства, сотворённое за пару часов из далеко не идеальных волос клиентки.

– Знаешь, Оленька, я думаю, в следующий раз тончик возьмём потемнее. Не хочу быть блондинкой даже наполовину: Тоше это не нравится, он предпочитает типичных интеллектуалок. Я даже подумываю отказаться от контактных линз и вернуться к очкам. Леночка подобрала мне восхитительную оправу. – Чарская положила на рабочий столик Ольги весьма неплохую сумму с учётом солидных чаевых и, сотворив нечто вроде воздушного поцелуя, направилась к выходу, горделиво неся голову, увенчанную новой причёской.

Ольга посмотрела вслед Ларисе Георгиевне и едва заметно усмехнулась. Эта стареющая грымза думает, что никто не знает о похождениях её муженька (уж кому-кому, а Оле кобелиная сущность Чарского была известна, что называется, из первых рук). А ещё она кичится связью с самым ярким мужиком в городе, Антоном Савельевым. Что он нашёл в этой кошёлке? Ни вкуса, ни волос, ни кожи, ни рожи… Дешёвка в дорогом фантике!