На этом наш разговор закончился. Лилит, утомленная, легла спать, а я все ночь примерял себя к существующей действительностью, в которой главным являлась моя безоглядная любовь к Лилит. К утру, окончательно подавив остатки сомнений, я уже находился во временном согласии с самим собой.

Лилит работала ежедневно, и каждый день наша жизнь менялась к лучшему. Мы оставили домик у реки и переехали в огромную новую квартиру на бульваре, Лилит одевалась в лучших бутиках Москвы, мы стали ездить за границу и проводить время в кругу друзей, появившимся во множестве.

Была пятница, и мы собирались в гости к друзьям за город. Дороги напоминали ленты для ловли мух, и мы медленно ползли вперед, с трудом отлепляя колеса от асфальта. Сигаретный дым плавал в салоне белесым киселем, сквозь него я с трудом видел твое лицо, освещенное все той же улыбкой, ты что-то говорила, что-то незначительное. И вдруг в какой-то момент замолчала, и, оглянувшись назад с видом напряженным и испуганным, ты сказала, что они уже близко и преследуют нас.

– Кто они? – спросил я. – Перестать меня разыгрывать! Кому мы нужны кроме вечности?

У нее и раньше бывало так, что среди ночи она будила меня, поскуливая от страха, видения окружали ее толпой призраков, и она просила меня поговорить с ними и заставить их уйти. Это обычно заканчивалось очень быстро, и она засыпала в моих обьятьях, сладко посапывая, и прижимаясь всем телом.

На этот раз все было по-другому, она пребывала в ужасе, беспрерывно шепча:

– Будь ты проклят, Гавриил, будь ты проклят! Неужели ты снова нашел меня?

– Дорогая, кто этот Гавриил? – спросил я.

– Никто! – сквозь зубы ответила Лилит. – Я просто оговорилась.

Вдруг черты ее лица стали плавиться, как воск, находясь в непрерывном движении. Временами я не узнавал ее, лица других женщин появлялись и исчезали перед моими глазами, перетекая одно в другое, наконец все закончилось и стала она тем, кем и была – моей Лилит.

Страх остался, он был физически ощутим, как слабый аромат странных духов, но потихоньку улетучивался сквозь приоткрытое ветровое стекло, и ты снова заговорила о пустяках, делая вид, что ничего не случилось.

По дороге обратно все было как обычно. Ты спала до самого дома, а я думал о тебе, и мысли мои были черны и безрадостны.

И видел я сверху все линию жизни своей, и знал наверняка, что нет тебя в будущем моем, что произойдут ужасные вещи, и жизнь моя разрушится, и окажусь я в начале пути, обездоленный и без права на надежду.

Мысль о том, что моя Лилит будет принадлежать кому-то другому, взрывала мой мозг, и превращала мою любовь в кару Господню, а нашу судьбу в череду событий, подробно описанных в Книге.

Обреченные на любовь, мы беззащитны перед теми, кого любим.

Порой одного из нас это любовь вовлекает в порочный круг ненависти, разрушающей твою личность до основания, до самого дна, где нет ничего, кроме мрака и безысходной тоски.

Ты любишь и ненавидишь, балансируя на грани яви и сна, разума и безумия, падая вверх в лучах света Черной Луны.

Мягкий, но настойчивый шепот ее отключает все мысли, и открывает шлюзы, затем поток иформации затопляет мозг и, – бум: происходит перезагрузка, и новые программы загружаются в центральный процессор, строя новую перефирию внутри тебя, делая другим, смертельно непохожим того, кем ты был на самом деле.

Лилит, Лилит, моя Черная Луна^>13, любовь моя и ненависть, жизнь моя и смерть моя. Зачем я повстречал тебя однажды, и превратил свою жизнь в кромешный ад доверия и подозрений, безумной страсти и жажды смерти?

Я давно находился дома и, сидя на подоконнике, бездумно глядел вниз на снующих торговцев, заполонивших кривые улочки Иерусалима. Вот прошли римские легионеры, ведущие перед собой закованных в цепи рабов, кричавшив что-то в толпу на арамейском языке, толпа колыхалась как вода, в ней возникали волны и водовороты, из которых в рабов летели кости и проклятья. Густой и желтый от пыли и жары воздух с трудом проходил в легкие, заполняя их до отказа черной тоской и горькими, как поцелуй смерти, предчувствиями.