– Что она там с тобой сделала, вышел чернее тучи? – спросила Кира, когда они догнали его.

– Все нормально, – сухо ответил Сева, – Лучше давайте подумаем, где мы откроем письмо. У меня не вариант, бабушка каждые пять минут будет заглядывать в комнату. Её любопытство не знает пределов.

– Можно ко мне, у меня никого нет до пяти вечера, – предложил Никита.

– Погода хорошая, пойдемте лучше на площадку ко мне во двор, там беседка есть, – Кире не хотелось идти к какому-то в гости, она бы чувствовала себя неуютно, и к себе звать не хотела по той же причине. На том и остановились.

Беседка и впрямь оказалась подходящим местом. Она была деревянной, низ ее был сделан из сплошных досок, а верх до крыши из тонких реек, сколоченных крест на крест. Край крыши был украшен резными элементами. В центре стоял крепкий шестиугольный, как и сама беседка, стол. А к каждой грани стен прикреплены лавки. Одной из стен просто не было, этот проем служил входом. Здесь было достаточно уютно, несмотря на мусор и надписи на крыше, столе и лавках. На удивление все было целым, ну может только в некоторых местах рейки от времени потеряли четкость своих форм. Расположение беседки тоже было очень удачным, она стояла немного в сторонке от основной площадки, и дети с мамочками, играющие на ней, не могли видеть и слышать, что происходило внутри.

Сева достал письмо и положил на стол. Он смотрел на него, никак не решаясь открыть.

– Ну чего ты тянешь! Давай тогда мне, я не такой трус, – сказал Никита.

– Никакой я не трус!

– Я открою его, – сказала Кира, – а то вы ещё два миллиона лет будете рядиться, и, не дожидаясь ответа, вскрыла конверт.

Изумленные мальчишки хотели было возмутиться, но любопытство взяло верх над всеми остальными эмоциями. На стол выпал небольшой ключик. Сева взял его в руки. Обычный самый простой плоский ключ. Кира развернула письмо и начала читать.

Письмо Марка Захаровича к Станиславу Аркадьевичу:

«Стас, здравствуй. Пишу письмо, потому что нет возможности ждать. Когда ты вернёшься из своего очередного путешествия, и тебе его передадут, я уже буду в пути к новой жизни. Да и это совсем не телефонный разговор. Всё зашло слишком далеко. Мне угрожает Давид Брониславович. И я уверен, это не пустые слова. Этот человек не достоин носить звание профессора. И как я мог дружить с ним? Хотя, в те времена он был совсем другим человеком. Он очень зол на меня, что я прогнал его с проекта, когда тот уже подавал большие надежды на успешное завершение. Тогда я не стал тебе говорить настоящую причину, сославшись на его никчемность, бездарность как ученого и большие запросы. Всё это, действительно, так, и изначально было большой ошибкой брать его в проект, ведь он, за все время своего пребывания с нами, пальца о палец не ударил, мешал больше. Но под большими запросами я имел ввиду не ежемесячное желание повысить себе гонорар. Он начал подговаривать меня по завершении проекта, кинуть тебя. Получить основную часть вознаграждения и просто исчезнуть в момент презентации, при передаче тебе камня. Он прекрасно понимает его потенциал. Я не мог так поступить. И, ты знаешь, что не из большой любви к тебе, особенно теперь, когда ты сам поступил со мной не лучшим образом. Да и пусть, это останется на вашей совести. Я же сделал свою работу. Но только теперь. Все готово только сейчас, а не тогда, когда ты вынудил меня отдать тебе камень. И хоть ты уже полностью расплатился со мной, я считаю своим долгом передать тебе пульт. Опять же, не из любви к тебе. Просто сейчас камень неуправляем, и ты, или кто-то другой может натворить с его помощью много бед. А Давид… Он каким-то образом узнал, что работа завершена. И сейчас он сделает все что угодно, чтобы заполучить камень себе. Он землю будет рыть носом. Ведь это мечта всей его жизни, он, наверное, уже безумен. Я знаю, что он не успокоится, пока не получит своего. И он способен убить, я вижу это в его глазах. Моя жизнь мне дорога. Поэтому я уезжаю. Не нужно меня искать, да тебе это и ни к чему, наверное.