Благообразия прекрасный плат.
Ничто меня уже не вгонит в краску.
Святая у меня сегодня Пасха.
По улицам оставленной Москвы
Поеду – я, и побредете – вы.
И не один дорогою отстанет,
И первый ком о крышку гроба грянет, —
И наконец-то будет разрешен
Себялюбивый, одинокий сон.
И ничего не надобно отныне
Новопреставленной боярыне Марине.
11 апреля 1916
5
Над городом, отвергнутым Петром,
Перекатился колокольный гром.
Гремучий опрокинулся прибой
Над женщиной, отвергнутой тобой.
Царю Петру и Вам, о царь, хвала!
Но выше вас, цари: колокола.
Пока они гремят из синевы —
Неоспоримо первенство Москвы.
– И целых сорок сорокóв церквей
Смеются над гордынею царей!
28 мая 1916
6
Над синевою подмосковных рощ
Накрапывает колокольный дождь.
Бредут слепцы Калужскою дорóгой, —
Калужской – песенной – привычной, и она
Смывает и смывает имена
Смиренных странников, во тьме поющих
Бога.
И думаю: когда-нибудь и я,
Устав от вас, враги, от вас, друзья,
И от уступчивости речи русской, —
Надену крест серебряный на грудь,
Перекрещусь – и тихо тронусь в путь
По старой по дороге по Калужской.
Троицын день, 1916
7
Семь холмов – как семь колоколов,
На семи колоколах – колокольни.
Всех счетом: сорок сорокóв, —
Колокольное семихолмие!
В колокольный я, во червонный день
Иоанна родилась Богослова.
Дом – пряник, а вокруг плетень
И церкóвки златоголовые.
И любила же, любила же я первый звон —
Как монашки потекут к обедне,
Вой в печке, и жаркий сон,
И знахарку с двора соседнего.
– Провожай же меня, весь московский сброд,
Юродивый, воровской, хлыстовский!
Поп, крепче позаткни мне рот
Колокольной землей московскою!
8 июля 1916
8
Москва! Какой огромный
Странноприимный дом!
Всяк на Руси – бездомный.
Мы все к тебе придем.
Клеймо позорит плечи,
За голенищем – нож.
Издалека – далече —
Ты все же позовешь.
На каторжные клейма,
На всякую болесть —
Младенец Пантелеймон
У нас, целитель, есть.
А вон за тою дверцей,
Куда народ валит, —
Там Иверское сердце,
Червонное, горит.
И льется аллилуйя
На смуглые поля.
– Я в грудь тебя целую,
Московская земля!
Александров, 8 июля 1916
«Красною кистью…»
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья,
Я родилась.
Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.
Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.
16 августа 1916
«Коли милым назову – не соскучишься…»
Коли милым назову – не соскучишься.
Превеликою слыву – поцелуйщицей.
Коль по улице плыву – бабы морщатся:
Плясовницею слыву, да притворщицей.
А немилый кто взойдет, да придвинется —
Подивится весь народ – что за схимница,
Филин ухнет – черный кот ощетинится,
Будешь помнить цельный год —
чернокнижницу.
Хорошо, коль из ружья метко целятся,
Хорошо, коли братья верно делятся,
Коли сокол в мужья метит – де вица…
Плясовница только я да свирельница.
Коль похожа на жену – где повойник мой?
Коль похожа на вдову – где покойник мой?
Коли суженого жду – где бессонница?
Царь-Девицею живу, беззаконницей!
3 апреля 1916
«Веселись, душа, пей и ешь!..»
Веселись, душа, пей и ешь!
А настанет срок —
Положите меня промеж
Четырех дорог.
Там, где во́ поле во пустом
Воронье да волк,
Становись надо мной крестом,
Раздорожный столб!
Не чуралася я в ночи
Окаянных мест.
Высоку надо мной торчи,
Безымянный крест.
Не один из вас, други, мной
Был и сыт и пьян.
С головою меня укрой,
Полевой бурьян.
Не запаливайте свечу
Во церковной мгле.
– Вечной памяти не хочу
На родной земле!
4 апреля 1916
Бессонница
1
Обвела мне глаза кольцом
Теневым – бессонница.
Оплела мне глаза бессонница
Теневым венцом.
То-то же! По ночам
Не молись – идолам!
Я твою тайну выдала,
Идолопоклонница.
Мало – тебе – дня,
Солнечного огня!
Пару моих колец
Носи, бледноликая!
Кликала – и накликала
Теневой венец.