Алексей промолчал.

– Разрешите идти, товарищ подполковник?

– Идите, сержант Петров. Запомни, Алексей, о нашем разговоре никому ни слова…

Дембель, последующие хождения по различным инстанциям с заявлением о выделении жилья как бывшим воспитанникам детских домов, вступительные экзамены в желанный Горный, «торжественное» вселение в собственную комнатку в многоэтажке, «обмывание» ордера с друзьями, новые знакомства, учеба, первая любовь, первые разочарования – все это на время отдалило встречу Алексея с его родной бабушкой, Софьей Янковской. Когда все более или менее улеглось, Алексей решил навестить ее, предварительно узнав адрес в справочном бюро. Конечно, ни дома, ни самого бульвара он не узнал. Слишком слабы были детские воспоминания. Поднявшись в квартиру №38 Алексей сильно волновался, не представляя, как ему представиться, и узнает ли его бабушка Соня?

Квартира была опечатана, и на двери висело объявление, что по вопросам вселения обращаться в МЖК района. Телефон и адрес.

Зайдя в квартиру, Алексей увидел в ней разруху и запустение. Инспектор МЖК, впустивший его в квартиру, пояснил, «что София Марковна жила одна, соседи не видели ее неделями, и как она умерла – они тоже не смогли свидетельствовать в милиции. Уже прошел месяц с лишним, как она умерла. Квартиру опечатали, все вещи на своих местах, идет процесс переоформления лицевого счета на другого владельца».

– Если хотите, заберите все ценные вещи или вывезите их в другое место. В понедельник мы начинаем в квартире ремонт.

– Можете оставить мне ключ, чтобы я осмотрелся тут?

– Вообще-то не положено, потому что для этого нужно разрешение милиции… Сегодня уже пятница, конец рабочего дня… Ну, не знаю… В своем заявлении вы указали что София Марковна является вашей бабушкой… Наша начальница почему-то вам поверила… Не знаю почему. А можно, я заберу вот эту вазу и вон ту картину? Они ведь вам не пригодятся…

– Забирайте. Ключ принесу в понедельник утром.

Оставшись один, Алексей смахнул пыль с кресла, сел и задумался. Вот тут он провел свои первые годы жизни. Интересно, а что в столе? Ни старые вещи, ни шкафы, полки и пыльные ковры его не интересовали. Он хотел найти документы или хоть какие-нибудь сведения о родителях. Хоть что-нибудь. Видимо, во время ареста КГБ-шники поработали на славу. Ни имен, ни фамилий он так и не нашел. Нашел лишь пыльную папку со старыми фотографиями. Алексей долго разглядывал выцветшее фото, где двухлетний мальчик сидел на коленях у молодой женщины, а рядом был серьезный мужчина, который держал ее за руку. Они внимательно смотрели в объектив. На обороте фотографии не было ни имен, ни фамилий. Только дата и подпись: «Дорогой мамочке от любящих детей». Алексей поморщился, и из глаз покатилась непрошеная слеза.

– Сколько раз я мечтал, что в один прекрасный день директорша детского дома зайдет и скажет: «Алексей, за тобой пришли твои папа и мама», – думал молодой парень, не подозревавший, что он только что, сам того не ведая, начал трудный и опасный путь для встречи с ними.

Алексей сидел за компьютером и думал, обхватив голову руками.

«Ради этого я пять лет учился? Чтобы тупо сидеть в офисе этого ненасытного делка Рустамова? Не знаю, что он там заканчивал, но все лицензии на горные выработки он получает откуда-то „сверху“. Понятно, в Газпроме работает его кум, и снабжает свояка россыпью шахтных выработок, затампонированных еще при СССР. У Рустамова один „конек“ – бери и делай. Вся контора в разъездах. Все отчаянно „делают деньги“ на пустых буровых скважинах. Оформляют как изыскательскую, регистрируют, как фирму, через Рустамова закупают буровые установки, начинают бурение, заказывают институту проект и преподносят тому же Рустамову как готовую скважину, с подтвержденным Научным Институтом промышленным запасом всего, что шевелится: углем, золотом, нефтью, газом. Деньги приносят Рустамову чемоданами и богатеют сами».