Еще вчера днем, когда я приехал на площадку, я обнаружил, что вся или почти вся «компания», проживающая на строительной площадке, мертвецки пьяная. Скажем, так: это было не удивительно, но неприятно. Следов ночного и, возможно, еще и утреннего «побоища» была масса. «Прочитанных книжек» (т.е., в соответствии с одним старым анекдотом, выпитых бутылок) было просто на неимоверный литраж и достаточно большую, на мой взгляд, сумму.

Я никому ни слова не сказал, но про себя улыбнулся. I-)

В обед появился на мои светлые очи начальник лаборатории с платочком, прикрывающим левую половину лица. На вопрос доктора: «Что с тобой?» – ответил: «Да вот, я вчера в душе на кусочек мыла наступил! Какая-то сволочь мыло в душе на полу оставила, ну вот я и соприкоснулся с кафельным полом лицом!» Хорошо еще, что глаз был сохранен. Пришлось его после обеда затащить на медпункт и осмотреть получше. Судя по всему, он кроме гематом лица получил еще и легкое сотрясение головного мозга. Вынужден был отправить его отлеживаться, прописал постельный режим. Когда он пожаловался на головную боль, я предложил ему просроченные обезболивающие, – ПОМОГЛО! Сейчас, вечером, я дал ему еще таблеток, снабдил его на ночь… Ну да ладно! Это не самый главный фигурант сегодняшних событий.

Еще утром, после завтрака, когда я собирался ехать в город, ко мне подошел Поливода, бывший главный инженер, и поставил в известность, что Лукин не вышел на работу. Он сказал, что все эти последние дни он буквально «не просыхал». (Судя по всему, хотя никто этого и не говорил, он тоже был вчера активным участником сабантуя.) А теперь он не в состоянии выйти на работу вообще.

Я немедленно пошел к Лукину в комнату, где обнаружил опухшего слабо вменяемого руководителя на его кровати. (Правда, меня всегда удивляло и импонировало то, что, не смотря на любые сложные или трудные алкогольные и безалкогольные события накануне, Лукин всегда содержит на утро, – а то и с вечера, – комнату в почти идеальной чистоте и почти опрятности, – в мужском понимании этих слов.) От предложенной помощи он отказался. Я проинструктировал Л.Е., передал ему (это была инициатива Л.Е.) стакан вина для облегчения самочувствия и уехал по своим делам.

По моему возвращению на площадку эпопея с Лукиным продолжается по настоящее время. Дело еще и в том, что на настоящий момент он остался (кажется, я писал об этом в одном из прошлых писем) последним и единственным руководителем вообще. В известность была поставлена вся администрация в Ашгабате и в Киеве. Все они хотели принять хоть какие-то меры. Все они, как выяснилось, понимали, что руководителей всех уровней я устно и письменно предупреждал о возможности такой ситуации, о необходимости его стационарного лечения в Украине, о необходимости проведения ВТЭКа для решения вопросов его дальнейшей работы в климате Туркмении вообще и руководителем такого уровня в частности.

Все согласились, что Лукина надо вытаскивать из Туркмении, пока не стало что-то хуже по причине его непрерывного употребления алкоголя. Начали (со слов руководителей) «пробивать» ему срочно билеты на родину. Меня спросили, может ли он самостоятельно ехать, на что я сказал, что ему в обязательном порядке нужно сопровождающее лицо или лица. Предложили изолировать его в любом помещении на площадке, чтобы ему не носили алкоголь «доброжелатели» (такое уже было все времена). Приказали начальнику караула подключить для этого охрану площадки. От изоляции (от перехода в другую комнату) Лукин отказался. От предложенной помощи отказался. В холле нашего общежития на площадке посадили молодого охранника, чтобы он следил за ним и фиксировал в памяти, кто ему носит спиртное.