В этом письме устами святителя Тихона говорит век восемнадцатый, с его обращенностью к западной философской и мистической литературе: лютеранский теолог-мистик Иоганн Арндт (1555–1621) назван святителем сразу после Библии. Его книга «Об истинном христианстве» была весьма влиятельна в России в ХУПТначале XIX века. Не случайно одно из главных творений святителя носит то же название, что и книга Арндта. Не останавливаясь на характеристике и сравнении этих двух сочинений[18], скажем только, что одной из отличительных черт Арндтова богословия является учение о единении души с Богом – та мысль, которой проникнуто мироощущение святителя и которую он стремился вложить в умы своих читателей. Смеем предположить, что это одна из причин того, что святитель Тихон придавал книге Арндта столь большое значение: в ней он нашел созвучное себе обращение к внутреннему человеку на фоне «внешнего любомудрия». Поистине, следуя основной идее своего произведения «Сокровище духовное, от мира собираемое», он выбирает и ставит на службу спасения души живые крупицы из того, что предлагает его век, в данном случае западная богословская традиция.

В другом письме святитель, призывая читателя постоянно внимать движениям своей души и следить за своими поступками, вопрошает: «Говоришь к Богу: услыши, Господи! Но сам не затыкаеши ли ушей ближнему твоему, просящему тебя?»(т. е.: не затыкаешь ли ушей (своих), когда ближний твой просит тебя?) (Письма Посланные, 9). Подобные обороты, копирующие латинский синтаксис, нередко встречаются в творениях святителя Тихона. Он сполна вкусил плодов латинской школы, сам преподавал риторику, и память его хранила множество цитат из книг латинских авторов. Но схоластика не затмила для святителя главного, чем он жил, – святого Божия слова. По словам митрополита Евгения, «главным источником <сочинений> было ему слово Божие, собственный разум, долговременная опытность и размышление. При том память его была столь твердая и обширная, что, будучи напитана прежним и давним учением и замечаниями, служила ему до смерти вместо многих книг. Замечательный пример своей памятливости показывал он наипаче во знании Священного Писания, коего текстам без затруднения сказывал он книгу, главу, а иногда даже стих…»[19]. Действительно, его сочинения полны цитат и реминисценций из Священного Писания и гимнографии, которые, органично вплетаясь в ткань повествования, составляют с ней неразрывное целое.

В стиле писем чувствуется опыт преподавателя, умение систематически изложить суть предмета, выстраивая строго продуманную и ожидаемую композицию. Большинство посланий начинается с вопроса, оглашающего главную тему, и организуется в соответствии с правилами риторики. Стремясь упорядоченно и доходчиво донести до читателей истины веры, святитель даже прибегает к нумерации основных положений своего повествования. Текст изобилует риторическими вопросами, восклицаниями и другими приемами ораторской речи. Но в творениях святителя Тихона это перенесение элементов латинской школы на русскую почву выглядит совершенно органично: его учёность сиюминутно поверяется живым опытом, это проповедь, выстраданная жизнью. В жестких рамках схоластической формы – неожиданная для просвещенческого морализаторства XVIII века пронзительность искреннего чувства и гармония простоты. Это поэзия духа в традиции лучших образцов святоотеческой проповеди, и в первую очередь – столь любимого им святителя Иоанна Златоуста.

Несмотря на столь плотную основу, по которой выткано нравоучение святителя, современники отзывались о нем как о проповеднике для простого народа, отмечая особенную ясность и увлекательную простоту его слога. Действительно, его речь абсолютно прозрачна – он не заставляет читателя самого искать ответы на мучащие его сложные вопросы. Как малому ребенку, он снова и снова на самых близких и доступных человеку каждой эпохи примерах объясняет вечные истины. Во всех обыкновенных обстоятельствах жизни, во всех явлениях природы святитель находит указания на тайны веры. Он раскрывает высоту христианской догматики сквозь призму повседневности, непосредственно свидетельствуя об истинности слова Божия и реальности духовного мира, несравненно более реального и значимого для человека, чем наш скоропреходящий мир, в котором мы – лишь странники на пути в Отечество Небесное. «В образе святителя Тихона поражает эта его легкость и ясность, его свобода, – и не только