– Давай заведем ребенка, – сказал он.

Мария молчала. Голова кружилась от выпитого, и после переживаний ее охватила какая-то странная слабость, неведомая ранее.

– Ты сказал: заведем ребенка? – словно сквозь сон переспросила она.

Валерий встал, поставил пустую тарелку в раковину, брызнул в нее моющим средством и залил водой.

– Да, – повторил он, вытирая губы полотенцем, – давай заведем ребенка.

Когда Иннокентию исполнилось семь лет, они взяли ипотеку. Новоселье совпало с днем рождения, и его отмечали в голых стенах. Посреди мешков с цементом, инструментов, банок с красками, прикрытых газетами и полиэтиленовой пленкой, поставили стол. В Новой Москве, куда они переселились, ни Мария с Валерием, ни тем более маленький Кеша не знали никого, а потому к ним приехали только коллега Марии и друг Валерия – те самые, что были когда-то свидетелями на их свадьбе. Они давно уже жили семьей – так понравились друг другу. Сними приехали двое их детей – сын и дочка.

Со дня переезда Мария с Валерием спали на кухне, на надувных матрасах. Ремонт продвигался медленно: денег у них было немного – ипотека сжирала большую часть дохода, поэтому покупать дорогие отделочные материалы и нанимать рабочих не было возможности. Все делали сами. Валерий никогда не занимался ремонтом: приходилось все изучать с нуля, читать в Интернете, по нескольку раз просматривать видеозаписи, где спецы объясняли, как справиться с ремонтом собственными силами.

Валерий больше не задумывался о природе любви и не строил никаких предположений, на чем держится его счастье. Спроси его, счастлив ли он, он не смог бы ответить так сразу: его жизнь стала простой и привычной. В ней не было никаких эмоций, кроме раздражения по утрам, если не удавалось выспаться, или относительного спокойствия, если, напротив, удавалось. На дворе стояло лето, а после него сыну предстояло пойти в первый класс.

Сын рос спокойным и рассудительным, но и тихоней его нельзя было назвать: он любил прогулки и аттракционы, играл с отцом в футбол, вполне уверенно обращаясь с мячом. От грудничковых месяцев, прорезающихся зубов, первых шагов и первых слов, от попыток самостоятельно сходить на горшок остались гигабайты видеозаписей, фотографии, заботливо расставленные в рамочках, да страница в социальной сети, которую Мария и Валерий завели сразу же после рождения Кеши и вели вместе, посвящая друзей в увлекательные подробности взросления.

– Когда-нибудь он вырастет и сменит пароль, а потом и вообще удалит меня из списка друзей, – шутил Валерий за столом. – А может, и в черный список внесет. В школе дети стесняются своих родителей, а потом всю жизнь жалеют, – сказал он и помрачнел.

Бог подарил им ребенка, но унес жизни родителей: один за другим ушли сначала отец с матерью Валерия, затем и отец Марии. Мария стала чаще общаться с мамой, ездила в Саратов, чего никогда не делала раньше, при жизни отца. «А мне без него здесь делать нечего, – говорила пожилая женщина. – Помыкаюсь немного и – к нему». Мать указывала пальцем в небо, а Марии становилось страшно: она представляла, что умрет Валерий – тсс, конечно! Но вдруг! Все мы смертны, и что тогда? Не то чтобы она не сможет выжить. Та же работа, тот же дом, ну, может, другой дом. Но что изменится? Сможет ли она жить? И как она будет жить? Она чувствовала себя маленькой песчинкой под огромным небом, на котором сияют звезды, летают кометы, неторопливо крутятся планеты, и посреди этого упорядоченного, подвластного сверхлогике Вечности хаоса составляются предписания о судьбах тех, кто ходит по Земле. Об их с Валерием судьбах.