Отправил Люсьену рукопись своего романа, попросил пристроить ее куда-нибудь, желательно за хорошие деньги. Было бы круто задвинуть книжку за штуку баксов, хотя, боюсь, продать ее не получиться вовсе. Кто знает…

Люсьен пишет, будто ты превратился в натурального сатира – полукозла из греческих мифов, которому постоянно хотца и хотца, а не в того, который Жан – Поль Сартр, экзистенциалист. Молодца, так держать и ни шагу назад.

Говорят, Ханке придется еще год сидеть, хорошего впечатления на комиссию по досрочке ему вряд ли произвести. Малыш Джек [Мелоди] – продума#н, извернулся и уже на свободе.

С ответом, пожалуйста, не затягивай. В Мексике я пробуду еще месяц или около того.


Всегда твой,

Билл

* * *

Аллену Гинзбергу


Мехико,

Керрада – [де] – Меделин, 37


11 января 1951 г.


Дорогой Аллен!


Спасибо за письмо. Делать дело с Petit Jaque[119] буду только рад. Смело давай ему мой адрес, если он того пожелает. В бизнес я возвращаюсь, но торговать стану оптом. Розничная торговля в Мексике? Увольте. Здесь либо работаешь на высшем уровне – с адвокатами, бизнесменами, шефами полиции и губернаторами штатов, – либо с пропойцами и бомжами без галстуков, пиджаков и носков. Последние сдадут тебя врагу за пятерочку баксов. Сейчас у меня на руках энное количество черного[120] – взял по сорок баксов за фунт; планирую сбыть в ближайшие дни.

В Нью – Йорк возвращаться не стану – куплю туристическую карточку на границе и вернусь сюда тем же днем. Если Джеку приспичит поговорить со мной – пусть в Мехико заезжает или хотя бы на границу. Лучше, конечно, в Мехико, там попрохладней, к тому же паровозом от границы до города съездить стоит всего пятнадцать баксов. Запросто могу наладить экспорт товара в Штаты, в любом количестве.

Устал я мотаться по инстанциям и выбивать себе гражданство, так что останусь в Мексике как турист. Вдобавок тут есть законы, ограничивающие иммигрантов в правах на владение землей. Правило, конечно, можно обойти, но я лучше осяду, где американцев ждут и готовы отдать им сколько угодно земли, лишь бы работали. (Я ранчо хочу, ранчо!) Буду работать в стране, чье правительство меня не станет ограничивать и не заберет на законных основаниях ферму, когда развернусь хорошенько. Правда, из Мексики уехать я не готов. Нужны бабки, лечение, и дела тут закончить неплохо бы. Если подвернется денежная работенка – само собой, я уцеплюсь за нее.

Люсьена в долю возьму – на десять процентов[121]. Не хочу задаром грузить на него проблемы, тем более знаю, каковы они в таком деле.

Передай, пожалуйста, ему эти слова от меня.

Да, Бозо[122] я помню. Он, вроде, газом траванулся, или как? Тут у нас в колледже, ну, где мне стипендию выдают (семьдесят пять баксов в месяц), окочурился один профессор – гомосек из Миссури[123], декан факультета антропологии. Наглотался каликов. Утром его нашли в спальне, заблеванного. Сказали, самоубийство. Ага, как же. Передоз, самый натуральный передозняк барбитуратами.

Про фирму Вассермана[124] ничего не знаю, но за работу, если предложишь, возьмусь. Надеюсь, будет интересно, к тому же деньги к деньгам идут. Старый империализм уже ничего не решает. Сомневаюсь я, что твои работодатели заставят тебя делать нечто такое, что вызовет угрызения твоей либеральной совести. Если хочешь по – настоящему разбогатеть и жить так, как американцы не жили с 1914–го, поезжай на юг Рио – Гранде, юноша! Тут такие возможности, такая свобода! Эти страны (Мексика целиком и государства дальше на юге) напоминают Америку 1880–х. Сколько угодно назову тебе занятий, могущих сделать богатым любого, кто в Мексике усердно поработает лет эдак десять.