Весьма интересны письма Н.К.Рериха 1930-х годов, адресованные художнику, критику, историку искусств Александру Николаевичу Бенуа, особенно в силу того, что их отличали противоположность натур и несовпадение точек зрения по многим вопросам. «Общественное мнение вынесло нам определение “белое и черное”, подчеркивая, таким образом, не только различие в нашей окраске, но и намекая на нашу духовную природу»[25], – писал по этому поводу сам Рерих. Именно различие в мироощущении и жизненной позиции и привело к окончательному расхождению путей художников. Несмотря на то что Бенуа принадлежало немало измышлений насчет Рериха, именно Николай Константинович первым, после долгого, длившегося с 1918 года перерыва в общении, в 1936 году обратился с письмом к соратнику по объединению «Мир искусства» и за три года написал ему 17 писем. Высоко оценивая культурную деятельность самого Бенуа, его отца и братьев, Рерих в своих очерках, публиковавшихся в 1930-е годы за рубежом, всячески подчеркивал его всепоглощающую любовь к искусству, глубокое знание театра, возрождение искусства книжной графики. Он отправляет Александру Николаевичу свои статьи, посвященные ушедшим в иной мир художникам, с которыми их связывало прошлое, свои книги «Врата в Будущее» и «Нерушимое», хвалит его фельетоны о выставках и живописцах и просит выслать воспроизведения его работ.
Бенуа вполне откровенен с Рерихом, не скрывая пессимистических настроений и неверия в будущее, укрепившихся в его душе после невыносимой действительности первых послереволюционных лет (он эмигрировал в Париж только в 1926 году), своего неприятия Советской России, ощущения того, что на Родине искусство задушено и политизировано. Николай Константинович всеми силами пытается поддержать его, напоминая о служении на пашне культуры как целительном средстве против уныния и болезненного восприятия современности. «…Среди всяких ужасов войны раздаются голоса и об искусстве. Может быть, эти напоминания о мирных трудах сейчас особенно нужны как противоядие всякой злобе, вылезшей из всех щелей»[26]. «Вообще удивительно, как время и история стирают всякие ненужные вехи, и повсюду можно взглянуть глазом добрым»[27]. Однако длительное пребывание в депрессии, тоска по прошлому и, наконец, черная зависть к кипучей творческой и общественной деятельности Н.К.Рериха не могли не омрачить сознание Бенуа, и протянутая дружеская рука была отвергнута. В 1939 году Бенуа пишет рецензию на рижскую монографию о Николае Константиновиче, значительно выходящую за рамки жанра: основное внимание критика было сосредоточено не столько на творчестве, сколько на личности художника, вплоть до обвинений в «опаснейшем духе гордыни», «мании величия» и «мессианстве». «Думалось, что члены “Мира Искусства” (а нас осталось так мало) должны держаться вместе, дружественно, – с грустью размышлял Рерих несколько лет спустя. – Но, очевидно, такие мечты мои были неуместны. Надеялся я, что “человек человеку – друг”, а выходит: “человек человеку – волк”»[28].
Среди стран, которые активно поддерживали культурные и миротворческие идеи Н.К.Рериха, особое место занимала Латвия. В Риге существовало не только общество, носящее его имя, но и отделение Музея (с октября 1937 года), куда художник посылал свои картины. К концу тридцатых годов там насчитывалось уже 40 полотен. Шла активная работа в секциях общества, был открыт отдел произведений прибалтийских художников, но самое главное – рижане развернули активную издательскую деятельность, которая по масштабам превосходила таковую в Музее Рериха в Нью-Йорке. Их усилиями были подготовлены к печати книги Учения (вторая и третья части «Мира Огненного», «Аум», «Община», «Братство»), «Врата в Будущее» и «Нерушимое» Н.К.Рериха, «Тайная Доктрина» Е.П.Блаватской в переводе Е.И.Рерих (1937), большая монография «Рерих» (1939), двухтомник писем Е.И.Рерих (1940). Деньги на издания предоставляли сами члены общества. В Отделе рукописей МЦР находятся письма Н.К.Рериха за 1935–1940 годы, адресованные Гаральду Феликсовичу Лукину, Федору Антоновичу Буцену, Ивану Георгиевичу Блюменталю, Александру Ивановичу Клизовскому, а также Рихарду Яковлевичу Рудзитису, поэту и переводчику, председателю Латвийского общества Рериха с 1936 года.