Она попросила мою фотографию, я принёс, и она поставила её за стекло серванта недалеко от тех, что там стояли.

Я как-то пристал, мол, давай в жопу трахну! Она не хотела, говорила, что ей колоноскопии достаточно за глаза, но я был настойчив, она великодушно легла на живот и раздвинула руками ягодицы: суй, раз приспичило. Я тыкался, тыкался безуспешно, не было ни твёрдой эрекции, ни догадался смочить слюной тугой вход, а, вернее, меня самого что-то внутри останавливало. Так или иначе, анальный коитус не состоялся.

Я захаживал к ней, кажется, раз в неделю. Через месяц меня стала одолевать совесть. Я трахаю взрослую тётку, при этом влюблён и готов жениться на красавице-однокурснице. Да, В. мне отказала, но я своими действиями ставлю любимую девушку в один ряд с тёлкой, с блядью, с сучкой. Нет, этому надо положить конец! И, уходя в очередной раз, я ей сказал, что больше не приду.

Я знал, что она заплачет. Она заплакала. «Миленький, разве тебе плохо, ведь к тебе никаких требований: приходи, когда хочешь, еби, сколько хочешь, мне уже было хорошо, я уже почти поправилась».

Последнюю фразу надо пояснить. Тогда, в 1978 году, сексология была уже признана в СССР и формировалась как наука. Уже Игорь Кон ездил по стране, читал обзорные лекции по психологии пола, уже понемногу в лекциях звучало запрещённое имя Фрейда, говорили о психоанализе, фрейдизме. Уже мы, старшекурсники мединститута и молодые врачи, говорили, что для лечения невроза нужна регулярная половая жизнь, нужна удовлетворённость в сексе… Я внутри себя свои походы к Егисапет оправдывал этим самым лечебным соитием. Я себя убеждал, что как врач имею моральное право, ведь это на пользу пациенту…

В тот день я был неумолим, что очень не соответствовало моему характеру. Я ушёл. Правда, через два месяца, уже попробовавшая глубины чувственности плоть взяла своё. Я позвонил. Она была рада. Я зашёл уже как к старой любовнице. Мы поболтали, потрахались, я ушёл. Я заметил, что моя фотография стояла там же за стеклом.

Post scriptum

Это всё закончилось в августе 1979 года, когда я с корочками врача-терапевта уехал домой. Там я по направлению министерства поступил на работу врачом-рентгенологом. Но, ещё не имея специализации, стал вести пару палат в терапевтическом отделении. Примерно через две недели на работу в это же отделение вышла из отпуска Л.М., моя будущая жена. Тогда мы с ней и познакомились…

Сервус, пани Донара!

Работа над письмами идёт полным ходом, она меня завлекает, окунает в глубины эмоциональной памяти, иногда отрезвляет и укоряет, ведь, пальцев рук недостаточно для подсчёта обласканных, приходится привлекать стопы. Одновременно с этим, я терпеливо, но с предвкушением сильных впечатлений, жду твоих рассказов.

Я начну это письмо с моего созревания.

Я, как ты помнишь, младший брат двух старших сестёр, а это значит, что при моей природной чувственности, я не смог бы избежать соблазна возможности подглядывать за своими сёстрами. Вуайерист, а по-русски соглядатай, подглядывающий, подсматривающий. Да, я соглядатай по жизни.

Самое сильное впечатление моё было, когда я, проходя из комнаты в кухню, заглянул в дверную щель ванной, которая плотно не прикрывалась, а на щеколду нам, детям было запрещено запираться. Мне было тогда, наверно, лет одиннадцать, я тогда ещё не дрочил. Старшей сестре было в ту пору 16 лет, она была по возрасту развита, с хорошей грудью, тонкой талией и пышным черным кудрявым треугольником внизу живота.

В этом возрасте мы уже подробно рассматривали «Данаю» Рембрандта, «Обнаженную перед зеркалом» Веласкеса, «Обнаженную маху» Гойи, уже попадались кустарно сделанные игральные карты из фотографий голых женщин, но везде промежность скрывалась, и что там и как выглядит, оставалось тайною тайн.