На работу пришли, трое, деловые костюмы, прямые спины. Я увидела, как они заходят в наш офис, развернулась, как была, и бодрым шагом прочь, по коридору, кивая коллегам, не бежать, улыбаться, будто так и надо, на лестницу. Потом уже спохватилась, что ни пиджака, ни сумочки, ни телефона не захватила, и обратно никак. До дома нормально добралась, хорошо, что с хозяйкой разминулась, объясняться еще с ней, когда заплачу да что зубы болят, отчего не на работе. Взяла паспорт, другой телефон, разослала с него сообщения, собрала быстренько вещи, теплую одежду в сумку, понтовую на себя, и на выход. А там соседи мои подхватились, обступили меня, чтобы вместе наружу. Даже кошку принесли погладить, теплая, скворчит меховыми искрами. Я взглянула еще на мои азалии – и на вокзал, чисто на авось. Смотрю, приходит сообщение от Ирины, они сейчас отправляются в горы, могу с ними. Там еще народ, кто лазить, кто гулять, кто просто на шашлыки, разношерстная компания, приспособлюсь. Приезжаю на вокзал, у нас запутанные залы ожидания и система проверки документов, тем более теперь. Но я легко прохожу контроль, в дорогой одежде и с чистыми документами. И теряюсь по дороге на выход. Как можно потеряться на вокзале? Там везде указатели! Где я сворачиваю не в тот коридор, за другую занавеску? Расслабилась, отвлеклась, думала, у меня еще полно времени. Еще и натолкнулась на старую знакомую, она мне стала рассказывать, как ее сын с марта играет в компьютерные игры без конца, бросил учебу, нарушил жизненный план, я ей говорю, может, ему страшно, может, он о войне слышал, ах, откуда он слышал, у нас и телевизора нет. Зазывала меня в гости, может, я на ее сына посмотрю, что ей посоветую, все ведь будет хорошо. Не знаю, как и распрощалась с ней, пока, пока, скоро увидимся, иду узким коридором, это внутренние помещения, здесь никого нет, спотыкаюсь о коробки, выхожу к лифту, лифт, естественно, не едет без кода, бегу обратно, уже опаздываю на посадку, выбегаю к туннелю, выбегаю наружу. Это служебный выход, тут механики и погрузчики. Показывают, где мой поезд – за несколькими платформами, переходов, естественно, нет. Соглашаются довезти меня на погрузочной тележке, залезаю в кабинку к водителю в голубом комбинезоне. Он старый, усатый и боком прижимается ко мне. Едем с визгом и дребезгом, подскакиваем на поворотах. Низко над нашими головами скользит самолет, пассажиры смотрят из окон. Мы подлетаем на полметра в воздух, верхние чемоданы сползают и растекаются с тележки. Водитель останавливается, начинает, кряхтя, собирать чемоданы. Я выскакиваю помочь ему, бросаю, бегу через платформу, бегу, вижу, как мой поезд закрывает двери и отправляется. Иду дальше по платформе, спускаюсь по лестнице, под гул самолетов и сирену. Перехожу пути, еще одни, готова перелезть под последним поездом, но он трогается и уходит, оставляя меня перед обычным перекопанным полем, рыжая глина, ничего тут не растет и не вырастет, из-под ног прыскают мыши. Каблуки вязнут в земле, я снимаю туфли, трава колет ступни. Выхожу к оврагу, спускаюсь к реке, заросшей банановыми пальмами. Иду где по тропе, где по мелкой холодной воде. Уже не чувствую ступней. Спускается ночь, надо где-то ночевать. По пути мне встречаются каменные хижины, просто будки, сторожки пастухов или охотников, можно заночевать в такой. Небо сияет белоснежными облачками, словно сладким кремом. Впереди вырастает силуэт дома. Облачка взбиваются в густую пену, завариваются в нежно-голубые, синие, сизые, черные страшные тучи. Дождь хлынул, когда я отворяла калитку, за минуту, от силы, пока добралась до крыльца, спокойно, шагом, не бежать по мокрой скользкой глине, за минуту я промокла от макушки до босых ног, вся, насквозь. О, блаженство горячего душа, свежих простыней и одеял! На кухоньке нашелся чайник и плита, в шкафу – чай, кофе, бисквиты и пачка макарон, так что поужинала я на славу. Тем временем дождь стих, тучи разошлись и взошла луна, из‑за ветвей деревьев, как из‑за кулис. Жаль только, звезд видно не было. Утром я заново спустилась к реке, здесь широкой и бурной. После ливня вода окрасилась коричневым, течение несло сломанные ветки, вырванные из земли коряги. На песке лежала плоскодонка без весел. Я столкнула ее в воду и легла на дно, раскинув руки в стороны, крестом, для равновесия и чтобы не стреляли. Река потащила мою лодку по течению, над головой проплывали ветки прибрежных деревьев, птицы черкали небо. Река становилась все шире, меня уже не качало, но на оглушительной скорости несло по течению. По сторонам выросли скалы, со дна лодки казалось, они высотой до небес и раскачивают реку. Лодка все ускорялась, я едва держалась внутри. Наконец свод сомкнулся над моей головой, меня затянуло вглубь подземного потока и перевернуло, выбросило наружу. Я совершенно оглохла в барабанном грохоте, меня крутило и переворачивало, волокло и швыряло. Лодка, вероятно, разбилась, так что мне повезло оказаться снаружи. Я сворачивалась в клубок и распрямлялась в змею, следуя сумасшедшему течению. Не знаю, как меня не разбило о скалы, как я не лишилась дыхания под водой. Мне казалось, путешествие длится бесконечно, но, должно быть, оно заняло всего несколько минут, прежде чем я обнаружила себя выплеснутой на высокий камень вместе с нитями травы, обломками сучьев и липкими листьями. Кажется, я потеряла сознание там. А когда очнулась, от холода и стука волн, смогла перебраться на соседнюю глыбу, с нее на следующую, и так за день доползла до равнины, где можно было идти, если бы только ноги держали меня. И я ползла, стараясь добраться настолько далеко от воды, насколько достало сил, пока не упала навзничь на сухую траву. Открыв глаза, я обнаружила над собой огромную, почти с меня размером, голову. Покрывавшая ее шерсть была насыщенного бордового цвета, как если бы ее окунули в борщ, а глаза смотрели пронзительно и будто бы даже разумно. Приятное впечатление портила слюна, обильно текущая из пасти, украшенной массивными резцами, что выступали из-под рассеченной надвое губы. Если бы я уменьшилась раз в десять, это могла бы быть моя морская свинка. Я уменьшилась в десять раз? Я заново зажмурилась, стремясь избежать неизбежного. «Тикки!» – раздался голос из‑за спины чудовища. «Не трожь, плюнь бяку, что ты там нашла!» Мгновение, и весь говорящий выдвинулся из‑за чудовища и оказался, то есть, оказалась миловидной девчушкой лет двенадцати, с кудрявыми волосами и яркими глазами на круглом темном личике. Свинья замотала головой, полупережеванная трава в потоках слюны разлетелась из пасти. «Я не бяка», – попыталась выговорить я, но зашлась в кашле. Глотки воды выплескивались из меня вместе со вчерашними макаронами. Свинья издала вопль отвращения и попятилась прочь. Она травоядная, нестрашная. «Ну здрасьте», – сказала девочка. Я закончила блевать и подняла голову, произнесла все-таки: «Здравствуй, девочка», и упала лицом вниз. Наконец расслабилась.