– Ты преувеличиваешь.

– Вот и нет. Даже мы с тобой обсуждаем это.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом.

– Хорошая идея! – радостно подхватила я и уловила, что ему не понравился мой энтузиазм. Он почуял неладное и был прав. – Давай продадим мотель и уедем.

– Нет.

Вот так просто и однозначно. Такие интонации не терпят возражений. Вот только я не терплю таких интонаций.

– Почему? Что нас тут держит? Все изменилось, мы не должны ждать два года.

– Этому месту твой отец посвятил всю жизнь.

– Из-за этого места он ее и лишился. Здесь не жизнь. Здесь тупое существование. Мы продадим его.

– Я не намерен уезжать отсюда.

Я замерла, вспыхнув от злости. Затем спокойно и медленно кивнула в знак понимания.

– Ладно. Тогда я продам долю отца. Она ведь теперь принадлежит мне. Я могу ей распоряжаться. А ты оставайся в этой дыре.

– Не выйдет.

Его голос окрасился деловыми нотками. Я не слышала их с тех самых пор, как он только приехал. Эд откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

– В каком смысле?

– Ты читала договор, который мы заключили с твоим отцом?

– Зачем мне это было нужно? Нет, конечно.

Он принес из ящика стола папку с документами, нашел нужный и развернул его ко мне. Я быстро пробежалась взглядом по строчкам, но не заметила ничего особенного.

– И?

– Не видишь?

Он ткнул пальцем в какой-то абзац. Я нахмурила лоб, но ничего не поняла.

– Черт возьми, я совсем не разбираюсь в юридических тонкостях, ты же знаешь! Это все слишком запутано. По сто раз повторяются одни и те же фразы. Объясни нормально.

– Наша сделка заключена таким образом, что ни одна из сторон не может продать свою долю без согласия второй. Я попросту не позволю тебе.

– Да как ты смеешь. – Я не верила своим ушам. – «Санрайз» всю жизнь принадлежал моей семье.

– Пока я не выкупил половину.

– Хорошо. Тогда я заберу деньги, что отец получил от тебя, и уеду с ними. Черт с ним, с мотелем.

– Ты только что попрекнула меня тем, что это место принадлежит твоей семье. И тут же заявляешь о том, что уезжаешь. Не вижу логики.

– Ты знаешь, чего я всегда хотела. Поэтому ты и оказался здесь.

– Ты рассуждаешь эгоистично, – в удивлении Эд приподнял брови.

– Мой отец хотел продать мотель, чтобы мы могли переехать в Нью-Йорк.

– А ты сама приняла решение остаться.

– На два года. Из-за тебя.

– Два года еще не прошли.

– Какая разница?

– Большая. Уговор есть уговор.

– Тут тебе не Уолл-Стрит.

Эд презрительно фыркнул.

– Что ты об этом знаешь.

Я вся кипела.

– Ладно, спрошу прямо. Когда истекут два года – мы уедем?

Вместо ответа он наклонился ко мне через стол и взял меня за руки. Гипнотически посмотрел мне в глаза.

– Джесс…

Я вскочила из-за стола и заорала:

– Да пошел ты! Ты не можешь заточить меня здесь навсегда!

– Ты ведешь себя как ребенок. Родители тебя избаловали. Ты живешь детскими мечтами о том, о чем не имеешь представления. Но, как ты верно подметила, все изменилось. Твоих родителей больше нет. Это ужасная трагедия, Джесс, я скорблю вместе с тобой. Я очень привязался к ним, они были замечательными. Но настало время повзрослеть. Мы не можем бросить мотель на произвол судьбы. Не можем из-за глупых капризов разрушить то, что твоя семья поднимала с нуля не одно поколение. Посмотри, чего они добились. Люди едут сюда со всей страны, целенаправленно останавливаются здесь. Ты хочешь, чтобы то, чему Бернард и Люси посвятили всю жизнь, пришло в опустение, просто пропало? Я еще многого не знаю. Ты – единственный человек, который может мне помочь. Один я не сохраню мотель, Джесс.

– Но я…

– Вот поэтому отец не отпускал тебя.

Я остолбенела.

– Что?

– Ты не способна принимать взрослые, взвешенные решения. Ты не имеешь понятия о том, что такое ответственность. Тебя интересует лишь твои «хочу». К сожалению, в этом мире есть еще слова «надо» и «должна». Бернард просто боялся, что ты не справишься. Пропадешь, поддавшись первому же своему импульсивному желанию.