Мне так много хотелось тебе сказать, но то не хватало смелости, то не было удобного случая, то я была еще совсем маленькой, то ты слишком занятым. Было много разных причин, всегда. Причин, по которым я не могла сказать тебе все, что чувствовала. Мне так жаль, папа, что я выплескивала свои чувства только в моменты обиды, но у меня не хватало силы сказать, как ты мне нужен. Я не могла говорить, я только показывала и надеялась, ты поймешь. А когда решила сказать…. Я так сильно люблю тебя, папа, и так глубоко ненавижу. Я бы отдала жизнь за тебя, папа, но она была тебе не нужна. Я была тебе не нужна. Ты помнишь, как в четырнадцать лет я села к тебе в машину и попросила забрать меня к себе? До сих пор не могу простить себе этого, такой жестокости по отношению к маме.
Ты помнишь, что ты сказал, когда я просила меня забрать? Ты помнишь, как сказал, что дома тебя не поймут? Что хотел забрать, когда я была маленькой и сказать дома, что я ребенок твоего друга? Помнишь, папа? Ты, такой влиятельный человек, не имел смелости сказать, что я твоя дочь… удивительно, не так ли?
Я потеряла мир в этот момент, пап. Я разбилась на миллиард осколков, мне было так больно, папа. Неужели ты не видел, как твоя дочка умирала у тебя на глазах, папа? Неужели ты не видел?
Я так много хочу сказать.
Все хорошее и плохое в своей жизни я делала только с одной целью – привлечь твое внимание. Больше ничего мне не было нужно. Я хорошо училась, занималась наукой, только чтобы ты обратил внимание, я тут же теряла интерес ко всему, как только ты становился равнодушен к моим успехам.
И начинала делать что-то плохое, чтобы ты поругал, чтобы я чувствовала себя нужной.
Пап, помнишь, как ты сказал, чтобы я ждала тебя в кинотеатре? Я была с группой однокурсников и специально попросила одного из них спуститься со мной, специально громко смеялась и ужасно себя вела, чтобы ты пришел и меня поругал. Так, папа, я бы чувствовала, что я важна тебе. Но ты не поругал.
Ничего не сказал.
Знаешь, па, я всегда придумывала и врала всем, что я твоя единственная, любимая дочка, всем говорила так. Так хотела верить в это, так хотела спрятаться от того факта, что тебе на меня наплевать. Я всем говорила, что мой папа очень занятой и поэтому он никогда не провожал меня 1 сентября в школу, не был на утренниках или родительских собраниях, на моих выступлениях. А когда в универе стали вызывать тебя и ты приезжал, я делала все, шла на все, лишь бы тебя снова вызвали. Чтобы все знали, что у меня есть папа и я тебя не придумала.
Мне было жутко противно просить у тебя деньги, но хотя бы так ты иногда обращал на меня внимание.
Пап, а ты помнишь, как ты снимал квартиру для нас? Ты помнишь, как каждый месяц мы вымаливали у тебя деньги на оплату? Пап, помнишь, как ты при маминой знакомой сказал, что еще не известно, твои ли мы дети. Мне было десять, пап. Мне было десять…
Я так сильно любила тебя, пап, так сильно люблю и так ненавижу. Если бы мне приказали вынуть сердце и отдать тебе, я бы сделала это, не раздумывая. А ты мне даже руку не протянул.
Пап, а помнишь, как ты пошутил надо мной? Сказал, что мне для приданого сойдет и пластиковая посуда, мы же все равно скоро разведемся. Помнишь, после каких унижений ты купил мне мебель в приданое? Как же я ненавидела себя тогда. Именно себя, пап. Я не понимала, почему я такая ничтожная, такая отвратительная, что мой папа вот так поступает со мной. Ведь годом ранее ты жаловался, что на приданое другой твоей дочери, в той семье, что «правильная», ты потратил аж миллион рублей.
И дело было не в том, что на мое было потрачено в десять раз меньше, а в том, как я унижалась ради этого и что мне приходилось слышать от тебя.