А я даже люблю, когда он меня ревнует! Обожаю эти его приступы ярости, когда он в бешенстве искрами сыплет из глаз. Хоть и страшно немного, а завораживает. В такие моменты в нём будто зверь просыпается, дикий, неистовый, необузданный. Красивый. И немного раненый. Для меня его ревность – лучшее доказательство его любви. Вижу, что не всё равно ему, что больно от одной лишь мысли потерять. Что свирепый он от того, что на его посягнули, и самое классное – в такие моменты видно, что он меня действительно своей считает. И пусть нет мой вины в том, что случается ему иногда ревновать, но когда он задыхается от ярости, мне хочется одновременно куда-нибудь забиться от страха и подойти поближе, чтобы успокоить, уверить в том, что он тоже для меня нереально много значит, что на других мне не то что смотреть не хочется – они вообще для меня просто бесполые существа, и есть только он, один, а другие просто не существуют. И хоть и не даю повода вроде, а всегда немного виноватой чувствую… Ну же, малыш, не ревнуй! Лучше тебя все равно никого нет и не будет. А я твоя, вся и без остатка, до самых кончиков волос. Ты только береги меня…

Она снесла тебе крышу, эта холодная, нежная тварь. Проникла тебе под кожу, медленно потекла по венам и, подобравшись к сердцу, обвилась вокруг него клубочком так, что вздохнуть больно. Тебе и сладко и мучительно. Ты точно знаешь, что без неё не сможешь и тебе страшно. Одна мысль о том, что однажды не почувствуешь её в своей груди, приводит тебя в ужас. Ты в ловушке! Ее бы выплюнуть с собственным сердцем, вскрыть, как нарыв, да не выходит. Она лишь глубже входит в каждый атом твоих клеток. Ты ненавидишь её, эту чёртову зависимость, которая заставляет тебя, такого гордого и свободного, идти на любые унижения. Посмотри во что она превратила твоего внутреннего зверя! Он рвётся наружу, готовый крушить всё на своём пути, лишь бы так не болело, не ломало, не рвало изнутри. Тщетно. А она тихо шепчет: «Успокойся, малыш, я с тобой». Щедро даёт тебе новую дозу себя, а затем снова вонзает своё жало. А ты и не знал, что можно вот так любить. До смерти.

Они только и ждут, когда мы ошибёмся, совершим осечку. Они хотят, чтобы мы уползли с поля боя, как раненые солдаты. Сложили позорно знамёна. Предали себя, свои чувства, нашу любовь. Люди всегда ненавидели тех, кто решился пойти наперекор их мнению. Им невыносимо больно наблюдать за чужим счастьем. Они дают советы, словно чаши с отравленным вином, которое заставляют нас пить залпом. Давай будем сильнее. Давай пошлём всех к черту. Даже стоя на краю пропасти, всегда можно удержать равновесие, если не смотреть по сторонам, а лишь крепче взяться за руки.

Нужно быть достаточно сильным, чтобы никогда не покупаться на нежность холодного сердца. Такая нежность поверхностна, она готова касаться лишь твоей кожи и у неё нет никакой цели проникнуть внутрь. А если ты, будучи незрячим, добровольно пустишь её в свой мир, она заполнит твои вены холодной водой и кровь твоя застынет вместе с сердцем, которое расколется очень легко, словно стеклянный бокал, на тысячу маленьких осколков. Эта нежность отстраненная, часто спонтанная, неискренняя, а потому жестокая, и она не может и не желает тебя согреть. Умей разглядеть тепло за простыми проявлениями чувств, будь способен отличить их от красивых, изящных, но бездушных касаний пальцев. Не впускай в свою душу то, что должно оставаться на поверхности…

Я смотрела, как умирает моя любовь. Корчится в адских муках, в агонии, цепляясь за своё существование. Мне совсем не хотелось ей помогать, хотя она так жалобно смотрела, так звала меня на помощь. Конечно, кого ей ещё звать, не тебя же – убийцу. А я просто стояла и смотрела и сама удивлялась своему равнодушию. Мне было совершенно наплевать. И где-то даже я злорадствовала – на, мол, сука такая, получай по заслугам, мучительница проклятая. Ты убивал её долго – никак не получалось, и попыток было у тебя множество. Я так сильно тебя любила, и любовь была очень крепкая. Уж как ты старался: и предательством её загубить хотел, и придирками забрасывал, и равнодушием стрелял в упор. А она держалась, билась до последнего и меня доканывала. А потом вдруг ты по-особому изловчился и придушил её своей жалостью ко мне. Этого даже она не вынесла, так мерзко ей стало, что она задыхаться стала. И вот лежала она у моих ног, поверженная, воздух пыталась ртом ухватить, так нелепо, и никак в конец свой поверить не могла. А я так и не помогла ей, и даже слезинки не проронила, я их все давно выплакала, да и сердце окаменело, ничего не чувствовало. И решила: дождусь, когда конец ей придёт, похороню её с почестями и пир устрою. Любовь всё таки…