– Как успехи? – поинтересовался он. Без особенного интереса, поскольку не ждал от затеи своей подруги сколько-нибудь выдающихся результатов. Так оно и было.

– Пусто, одно тряпьё, – скорчила гримаску Ксана. – Я уже почти закончила, остался только сундук. Ты посиди немного, я быстро разберусь с этим нафталином.

Она подняла крышку старого окованного железом сундучка (Андрею сразу подумалось, что в таких сундучках в прошлом веке, вероятно, хранили приданое) – и принялась вынимать из него стопки постельного белья, платочки, аккуратно сложенные, но безнадёжно выцветшие халаты, ещё нечто, украшенное ручной вышивкой… Всё это Ксана складывала на покрытую клетчатым пледом кровать покойницы.

Андрей с минуту мерил комнату шагами, а затем уселся в стоявшее напротив кровати зелёное кресло с обшарпанными деревянными подлокотниками. Откинулся на мягкую спинку и от нечего делать принялся наблюдать за археологическими изысканиями Ксаны.

Вскоре его внимание привлекла вынутая из сундучка потёртая картонная папка – Андрей взял её и, развязав тесёмки, обнаружил внутри кипу разномастных пожелтевших листков, исписанных мелким торопливым почерком, весьма далёким от того, чтобы его можно было назвать аккуратным.

– Письма, – удивился он. – Чьи?

– Бабушкины, конечно, чьи ж ещё, – последовал ответ.

– Да нет, ты не поняла. От кого они?

– Не знаю. От лаверов ейных, наверное, – предположила Ксана, пожав плечами. – А то с чего бы ей до самой смерти хранить эту ветошь, верно?

– Верно, – согласился Андрей. – Интересно, сколько же им лет?

Поколебавшись, он взял один из листков. И принялся читать вслух:

«Здравствуй Ксана! Мой боевой привет тебе с третьего украинского фронта! Почему давно не пишешь или случилось чегото и ты про меня забыла? Или почта отстаёт от нашего победоносного движения тогда понятно это часто бывает дело житейское и я на тебя не в обиде. Но всётаки пиши по возможности чаще. Это ведь помогает мне не грустить и переносить разное здесь среди боевой обстановки и катавасии…»

– А-а-а, это, наверное, от её первого мужа, – Ксана, оторвавшись от сундука, распрямилась и подошла к Андрею. Глянула через его плечо и повторила:

– Да, конечно, от первого мужа. Ты смотри, никогда бы не подумала, ведь столько времени прошло. Надо же!

– Ты что, об этих письмах не знала раньше?

– Не-а. Даже сейчас, когда вынимала папку из шмоток, не стала смотреть, что там в ней находится. Думала: может, документы ненужные или ещё какая-нибудь хрень типа старых рецептов… Да всё что угодно, она ведь с придурью была, баба Ксана моя. Хотя и папахен с мамахеном недалеко от неё ушли, тоже плюшкины порядочные. Собирают разный хлам, все шкафы им забиты и антресоли, и кладовка, а на балконе – прямо барахолка, ты видел?

– Нет.

– Немного потерял. Ничего, ещё увидишь. Я же говорю, всё семейство у меня с прибабахом.

– Ну, если всё семейство с прибабахом, то не забудь и себя включить в этот список.

– Так я не отрицаю, у меня в голове тоже хватает тараканов. Только это совсем другое.

– Ага, другие тараканы, постельные, – съязвил Андрей. – Проявляют себя исключительно в темноте, под одеялом, хитрые насекомые.

– А ты разве имеешь что-нибудь против них? – игриво склонила голову Ксана.

– Да как сказать… Пока твои тараканы смотрят в мою сторону, они меня вполне устраивают. Готов регулярно подкармливать их своей плотью. В пределах разумного, само собой.

– Ишь ты, какой скопидом: в преде-е-елах разу-у-умного, – передразнила она. После чего перевела взгляд с лица Андрея на раскрытую папку, и её мысль вернулась к первоначальному предмету разговора: