Ксана была довольна. До сих пор неясно, являлось ли происходящее для неё чем-то вроде этакого игрового путешествия в замужнюю жизнь, или она действительно воспринимала всё всерьёз. Как понять, о чём думает другой человек, тем более если этот человек – женщина? Подобное невозможно, даже пытаться не стоит. Тут и себя-то самого иногда с трудом понимаешь.

Андрея несколько раздражала вычурность разыгранной сцены, но в целом он оставался спокоен. Если на то пошло, он мог бы и расписаться с этой ветрогонкой. Глупо, конечно, но что бы изменилось? Нелепые люди. Не могут понять, что любые бумажки, штампы в паспорте и прочие формальные цепи, долженствующие приковывать слабых и безвольных человечков друг к другу – это на самом деле дым. Тем более для мужика, которому не раз доводилось заглядывать в пустые глазницы костлявой старухе с косой… Он-то прекрасно понимал: единственное, что ещё имеет ценность на свете – это человеческие отношения. Лишь они способны накрепко прилепить два неприкаянных сердца друг к другу – на время или навсегда, уж как повезёт; но они же способны и развести в разные стороны, и тогда никакие штампы в паспорте, никакие баулы с одеждой и прочим барахлом не помогут.

Тщета надежд. Вот что мешает людям спокойно существовать в этом мире. Впрочем, не сразу. Поначалу она манит и зовёт… И обманывает, конечно же. Напрасны любые уловки, пора бы к этому привыкнуть.

***

Несколько месяцев они жили, как говорят, душа в душу. Ксана любила возиться на кухне; порой она закатывала такие блюда, что просто обалдеть можно. Да и в остальном всё было как положено: она стирала, убирала, бегала в магазин за продуктами. А уж о том, что происходило между ними по ночам – этого вообще не передать словами, сплошной медовый месяц. И постепенно Андрей стал привыкать к состоянию своего неодиночества. Откуда ему было знать, какие мысли и желания прятались в симпатичной головке Ксаны. Хотя до конца этого никогда не узнать. Ни ему, ни кому-либо другому, чужая душа потёмки. Как-то исподволь, неприметно он настолько расслабился и размяк, что беспечно пропустил первые тревожные звоночки… Теперь это кажется если не смешным, то, по крайней мере, нелепым.

Каждый стремится к определённости, предсказуемости, упорядоченности; однако на этом пути подстерегает слишком много химер. Даже если поначалу в воображении всё получается вполне складно, и ты уже начинаешь строить какие-то планы – потом жизнь вносит свои коррективы, карточный домик беспочвенных упований рушится, и всё летит в тартарары…

Андрей не придавал значения тому, что Ксана порой допоздна задерживалась в колледже. Тем более всякий раз у неё находилось объяснение: то вне расписания добавили «пару» по какому-нибудь предмету, то засиделась в библиотеке – понятно, учёба есть учёба. Но однажды она не явилась домой ночевать. Андрей не сомкнул глаз до утра. А она пришла в половине седьмого и с невинным видом заявила, что осталась в общежитии: девочки помогали ей делать курсовую, она просидела с ними допоздна – вот и не рискнула выходить среди ночи в город.

– А почему мне не позвонила? – спросил он. – Я мог бы приехать за тобой.

– Не хотела беспокоить, Андрюш, – с невинным видом пожала она плечами. – Я думала: ты давно спишь – зачем будить? Там уж и оставалось-то до утра часа три.

Он не стал высказывать напрашивавшихся подозрений и устраивать скандал. Но взял этот случай на заметку.

Следующий инцидент между ними произошёл двадцать третьего февраля. Ксана опять долго не возвращалась с занятий. Андрею надоело сидеть сложа руки, попусту терзая себя ревнивыми догадками. Тогда он вышел на улицу, выбрал удобное для наблюдения место – такое, откуда просматривались и трамвайная остановка, и ближайший въезд с трассы в микрорайон – и принялся ждать. Долго стоял, как истукан, часто курил от нечего делать, успев не раз пожалеть о том, что позволил ревности вытащить себя из дома и втянуться в дурацкую слежку; однако упрямство не позволяло уйти. И часа через полтора его терпение было вознаграждено: он увидел затормозивший у обочины «Опель-Фронтеро» и высаживающуюся из автомобиля Ксану.