– Вы остановите автобус на круглой плофади, у строительного?

Широкий плечистый водитель даже ухом не повел, словно не слышал вопроса. Он крепко, двумя руками держал рулевое колесо и вглядывался в мокрую дорогу. Бабуля терпеливо ждала ответа, согнувшись у окошечка и буравя взглядом затылок водителя. Видимо поняв, что ответа не последует, она повернулась за поддержкой ко мне:

– Я ведь офень громко спросила?

Я кивнула, но помочь ничем не могла. Капли стекали по стеклу, рисуя странный водный узор. Мой палец с этой стороны окна поймал уличную слезинку осени и повторил её извилистый путь по прозрачному холсту. Строчки начали рождаться сами собой:

– Бреду по улице вечерней,

Мельканье лиц, машин, огней,

А в воздухе, еще осеннем,

Дыханье долгих зимних дней…

– А, мофет, из пассафиров кто фнает? – я вздрогнула от вопроса неугомонной говорящей беретки.

Бабуля развернулась на своем сиденье, окинула грозным взглядом редких пассажиров и голосом вокзального диктора бросила в народ:

– Этот автобус останавливается на круглой плофади? У строительного магафина?

Судя по мгновенно наступившей тишине, бабуле удалось привлечь всеобщее внимание к волнующей ее проблеме. Озадаченные пассажиры, подумав, начали блистать знаниями схемы движения маршрута.

– Ка-а-нешна а-а-станавливается, – томно и весомо растягивал гласные бархатный женский голос.

– Ну что Вы, этот номер на площади никогда не останавливается, – резонно заметил густой баритон.

– Нет, не останавливается, – встрял третий голос, женский.

– Раньше этот автобус на площади не останавливался, – решила поучаствовать в беседе растрепанная мамаша.

– Вас же не спрашивают, останавливался ли он там раньше, – густо возмутился баритон. – Вас спрашивают, останавливается ли он там сейчас.

– Понятия не имею, останавливается ли сейчас этот номер на круглой площади, но раньше – не останавливался! – обиженно выкрикнула мамаша.

– А-а-станавливается! – настаивал на своем бархатный голос.

Поднялся невообразимый шум.

«Хоть бы драка не началась!» – опять не к месту подумала я.

Удрученная бабуля переводила растерянный взгляд с одного оратора на другого, шумно вздохнула и безнадежно отвернулась к окну.

– Маш-ш-шина! – радостно проголосил малыш, и все почему-то притихли.

Автобус вез звенящую тишину несколько долгих минут, как вдруг мамаша выкрикнула:

– Перед площадью останавливается!

Пассажиры опять оживились.

– Да, да, перед площадью точно останавливается, – обрадовался густой баритон.

– Действительна-а, перед круглой площадью а-а-станавливается! – поддержал говорящих бархатный женский голос.

– Перед пло-о-фадью? – повернулась к ним бесцветная бабуля. – Не-е, перед площафью мне не надо. Идти больно далеко. Вот если бы на пло-о-фади, у строительного магафина…

Мамаша расстроено охнула, и все напряженно стихли.

Впереди показалась круглая площадь, и пассажиры начали с надеждой вглядываться в очертания приближающейся остановки. Но перед площадью автобус не притормозил, неспешно продолжая направленное движение. Бабуля лихорадочно завертела головой и, соскочив со своего продавленного места, бросилась к водительскому окошку.

– Ска-а-фыте, вы остановитесь на круглой пло-о-фади, у строительного? – отчаянно крикнула она в овальное отверстие под надписью.

Автобус угрюмо въехал на площадь и остановился у строительного магазина. Обрадованная бабуля рванулась к своему сиденью, ловко схватила объемную полосатую сумку и выскочила на холодный осенний воздух. Господин в лакированных ботинках покинул автобус следом за ней.

– Бабуля! – известил оставшихся пассажиров бодрый малыш.

«А ведь здесь нет остановки!» – вспомнила я.