Надеюсь, что хотя бы вы поймете, что мы (или большинство из нас) далеко не бессердечные, морально высохшие мумии, какими нас кто-то мог бы представить. Меджнур[80] очень хорош на своем месте, как идеальный герой увлекательного и во многих отношениях правдивого сюжета. Все же, поверьте мне, немногие из нас захотели бы играть в жизни роль засушенной фиалки, заложенной между листами тома эпической поэзии. Мы можем быть не совсем «парнями» (если цитировать непочтительное выражение Олькотта при упоминании о нас), однако ни один из нас, к какой бы степени он ни принадлежал, не похож на сурового героя романа Бульвера. Легкость наблюдений, обеспеченная некоторым из нас нашими условиями, конечно, дает более выраженную и беспристрастную и более широко распространенную человечность, ибо, отвечая А. Эддисону, мы можем справедливо утверждать, что «дело магии – очеловечить наши природы состраданием» ко всему человеческому роду, как и ко всем существам, вместо того чтобы ограничивать наше расположение одной избранной расой. Однако немногие из нас (за исключением тех, которые достигли конечного отвержения, Мокши•) в состоянии настолько освободиться от влияния наших земных связей, чтобы быть нечувствительными в различной степени к высшим радостям, эмоциям и интересам обычного человечества. До тех пор пока конечное освобождение не поглощает Эго [3], оно должно осознавать чистейшие симпатии, вызванные эстетическими воздействиями высокого искусства; его наиболее нежные струны должны отвечать на призыв наиболее святых и благородных – привязанностей. Конечно, чем ближе к освобождению, тем менее это так; в конце концов все – человеческие личные чувства, кровные узы, дружба, патриотизм и расовое предпочтение, – все это исчезнет, чтобы слиться в одно общее чувство, святое, единое и вечное – Любовь, Безмерную Любовь к человечеству как к Целому. Ибо человечество есть великий Сирота, единственный лишенный наследства на этой Земле, мой друг! И долг каждого человека, способного на лишенное эгоизма побуждение, сделать для него что-либо, хотя бы даже самое малое. Бедное, бедное человечество! Оно мне напоминает старую притчу о войне между телом человека и его членами: здесь тоже каждый член этого огромного Сироты – без отца и матери – эгоистически заботится только о себе. Оставленное без заботы, это тело страдает вечно, независимо от того, воюют или не воюют его члены. Его страдания и муки никогда не прекращаются.

...И кто может упрекать человечество – как делают ваши материалистические философы – за то, что в этой вечной изоляции и небрежности оно выдумало богов, к которым «всегда взывает о помощи, но остается неуслышанным!». Таким образом:

Однако сознаюсь, что индивидуально я еще не освободился от некоторых земных привязанностей. Я все еще чувствую к некоторым людям больше влечения, нежели к другим, и филантропия в таком виде, как она проповедовалась нашим великим Покровителем, «Спасителем Мира – Учителем Нирваны и Закона» [4], не убила во мне ни индивидуального предпочтения в дружбе, ни любви к моим ближайшим родственникам, ни горячего чувства патриотизма к той стране, в которой я последний раз материально индивидуализировался. И в связи с этим я когда-нибудь могу дать непрошеный совет своему другу мистеру Синнетту шепнуть на ухо издателю «Пионера» en attendant[81]: «Могу ли я попросить поставить в известность доктора Уайлда, председателя Британского Теософского общества, о некоторых истинах, касающихся нас? Не будете ли вы так любезны убедить этого достойного джентльмена, что ни одна из смиренных “капель росы”, которые под различными предлогами приняли форму испарений и исчезли в пространстве, чтобы образовать белые гималайские облака, никогда не пыталась ускользнуть обратно в сияющее Море Нирваны путем нездорового процесса повешения за ноги или облачения себя в другую “одежду из кожи”, сфабрикованную из священного помета «трижды священной коровы»! Британский председатель имеет наиболее оригинальные мысли о нас, кого он упорно называет «йогами», ничуть не разбираясь в громадной разнице, существующей между хатха– и раджа-йогами. Эта ошибка должна быть отнесена на счет мадам Блаватской, талантливого редактора «Теософа», которая заполняет свои тома описаниями деяний различных