Кадет прежних корпусов, вместе с научным образованием, с детства приучался к безусловному повиновению, к самой точной исполнительности, к перенесению трудов, сообразных его возрасту, уважению к старшинству, – одним словом ко всему тому, что составляет главные элементы военной службы и достоинства воинского звания. Эти качества зарождались в прежнем кадете с первых дней поступления в корпус; они росли с ним, входили в кровь и плоть его. С ними он засыпал и просыпался, с ними пил и ел, с ними входил в классы и в церковь. Как мальчик, как школьник, он в рассеянности нарушал их, и хотя подвергался, быть может, не всегда соответственным вине наказаниям, хотя в юности даже и огорчался ими, но, выходя из корпуса и ознакомясь с жизнию, всегда потом чувствовал привязанность к месту воспитания, где протекла его юность, к тем начальникам, над которыми подсмеивался, на которых сердился как мальчик, но о которых потом вспоминал с благодарностью. Конечно, и тогда были несправедливости и превышения власти, но никогда кадет не слыхал от своего офицера-воспитателя или от своего учителя ничего, что порождало бы в юноше разочарование. От этого в прежних корпусах не было примеров, чтобы кадет посягал на самоубийство, убегал бы из заведения или увлекался политическими бреднями.

Прежний кадет – это олицетворение преданности к Царю и Родине. Он сознавал, что им обязан своим воспитанием, старался своею службою отплатить за это и всю жизнь оставался верен тем правилам, которые дала ему корпусная жизнь. Все мелочи военно-служебного быта, все элементарные знания службы, приобретаемые привычкою и практикою, прививались гораздо прочнее, чем теоретическим преподаванием, и усваивались сами собою. Без крайней необходимости кадет никогда не оставлял военной карьеры, потому что любил ее. Его не сманивали материальные выгоды и никакие соблазны не могли заставить его изменить свои убеждения.

Теперь кажется даже непонятным, почему лица, ратовавшие в 1860-х годах за преобразование системы военного воспитания, не дали себе труда вникнуть, что все деланные на корпуса нарекания были преувеличены и умышленно раздуты; что все газетные толки о том, будто из кадетских корпусов выходят только неучи, не могущие усваивать современных требований военного дела, – все это было тогда ни что иное, как модная пустая болтовня людей, не понимавших того, что должно составлять главные достоинства военнослужащего. Заметим, что и болтовня-то эта стала плодиться тогда, когда те, кому хотелось найти предлог к уничтожению корпусов, стали заявлять о необходимости иной системы. Это было роковое время начала 60-х годов.

Что кадетские корпуса конца 50-х годов сделались не тем, чем были прежде, что в них проникла распущенность и вольнодумство, что в некоторых из них обнаружились потом проступки, выходящие из ряда, как-то: неповиновение, нарушение порядка и дисциплины, – виноваты не они, – их привели к этому. Мальчики везде и всегда будут мальчиками, школьниками, стоит только распустить их. Раз что начали несвоевременно и круто ослаблять строгость режима и, в виду отстранения произвола, делать возможные облегчения, ограничивать власть ближайших начальников, подводить все под коллегиальные решения, произошло то, что по естественному ходу вещей не произойти не могло. Кто следил за нововведениями не по одним предписаниям и циркулярам, а вникал в их применения и последствия, тот, конечно, видел, какие личности, в указанный выше период времени, стали поступать в корпуса воспитателями и учителями. Вместо прежних офицеров, быть может и менее научно-образованных, но людей испытанных правил и твердых убеждений, в корпусные офицеры пошла молодежь, не отрезвленная опытом жизни, полная каких-то неопределенных стремлений, способная не сдерживать, а напротив – разжигать воображение юноши. Такие офицеры шли в 60-х годах в корпуса даже не для того, чтобы иметь оседлый род службы, а лишь бы только избавиться от фронтовых требований в полках и где-нибудь временно пристроиться, а затем уйти, куда выгоднее. От этого они оставались в корпусах иногда несколько месяцев, искали одной популярности среди молодежи и менялись, как действующие лица на сцене. Те, которых не хотели оставлять в корпусе, как явно обнаруживших непригодность, возвращались в свои части; другие выжидали только времени, чтобы приготовиться к поступлению в одну из академий, и уходили сами. Но как те, так и другие в короткое время своего пребывания успевали внушать юношам многое, от чего бы следовало оберегать их. Могут сказать, что эти офицеры были прежде кадетами, стало быть из корпусов же вынесли свои взгляды и убеждения. Верно, но не вполне; во-первых, в прежнее время они ни в каком случае не пошли бы в воспитатели, а во-вторых – взгляды и убеждения привились к ним от молодых учителей 60-х годов.