Из газет видно, что Болгарию считают пешкою Англии, а Сербию пешкою Австрии. Мне сдается, что обеим очень хотелось бы втравить Россию; но потому-то и является вопрос: не будут ли они обмануты, особливо Англия, рассчитывающая, вероятно, нас отвлечь от Афганистана, – если мы не двинем пальцем, а все устремим на вопрос о проливах.
А затем я повторю в сотый раз: чье все это дело?..
Чье?.. Готов поклясться, что главный инженер и минер всего этого дела – Бисмарк…
Вот почему на план Бисмарка два ответа: или быстрая смелость, которую он от России не ждет, или полное безучастие, с мыслию о проливах и о быстрой постройке Черноморской эскадры.
Сейчас слышу о новом кандидате на преемство Набокову – [В. К.] Плеве! Так и вырвался при этом крик из души: не дай того Бог! Про Плеве одно все скажут: никто не знает: кто он? Это сфинкс, а это свойство всего опаснее. Эта таинственная личность была мила – [М. Т.] Лорису-Меликову, была мила [Н. П.] Игнатьеву и теперь мила [Д. А.] Толстому… Cela ne dit que trop![266]
Да и зачем брать таинственных, когда такие личности, как [А. К.] Имеретинский и [М. Ф.] Гольтгоер ясны и надежны…
[9 ноября[267] ]
От всей души, как лучом солнца согретой, обрадованной и освещенной, благодарю Ваше Величество за милостивые строки!
Мне передано было приказание Ваше сообщить имя автора статей о цензе.
Почтительнейше прошу дозволения сообщить имя сие непосредственно Вашему Величеству. Писал эти статьи лейтенант Максимов[268], в Кронштадте.
Но при этом дозвольте, Государь, воззвать к Вашему милосердию и умолять это имя не сообщать И. А. Шестакову и Вел. Князю Алексею Александровичу. Наверное, ни тот ни другой не захотят карать виновного, если Вы, Государь, милосердно простите, но под ними есть маленькие лица, которые незаметно и à la longue[269] могут, если как-нибудь узнают, страшно наказать виновного и раздавить офицера.
Все это ряд несчастных сплетений. Мой помощник [Ф. Н.] Берг принял эти статьи и он же просил Максимова написать их, как бы для него, с тем, что он уже будет отвечать за них. Тот написал, совсем упустив из виду свою двойную ответственность. А Берг дал ему честное слово никому его имени не называть. Я же к несчастию ничего не знал про все это и просто принял статьи, не справившись: от кого. Говорю: к несчастию, ибо прямо скажу, что знай я, что статьи от служащего, я бы их не напечатал, держась сего принципа всегда. Теперь вышло ужасное положение. Виновный автор сознает свою вину и страшно поражен, он проходит через внутреннюю казнь, которая, ручаюсь, его на всю жизнь впечатлит. Берг, связанный честным словом не говорить никому имя автора, не мог на мое требование не нарушить этого слова, а я, на предъявленное мне официально требование, не зная, как Вы, Государь, посмотрите на это все, из страха огласить имя виновного, решаюсь непосредственно все открыть чистосердечно Вам одним, о чем сообщил конфиденциально гр. [Д. А.] Толстому.
За сим остается мне только умолять Ваше Величество во имя праздника 14 ноября простить милосердно виновным, в уверенности, что это милосердие падет на благодарную почву и принесет плоды!..
Затем еще моление. Удостойте, Государь, прочесть в прилагаемом Дневнике «Гражданина» о памятной книжке Моск[овской] военно-фельдшерской школы![270] Уверен, что она Вам понравится. А если понравится, то умоляю, не признаете ли нужным, [послать] по экземпляру выписки (нарочно прилагаю два экз.) один военному мин[истру][271], а другой Делянову, с тем, чтобы оба завели такие памятные книжки в учебных заведениях, с приспособлением сообразно заведению. Я твердо убежден, что такая памятная книжка может прекрасное иметь действие на молодежь!