– Боже мой, – воскликнул Степан. – Неужели это все было в моей жизни, тихого скромного ученика 14 школы, хорошего художника по дереву. Будто два разных человека. – Он тяжело вздохнул: – Не ведаем, что творим.

Глаза беременной девушки, невесты убитого, преследовали его всегда. Степан ходил в церковь, ставил свечи, просил прощения и не находил покоя в душе. Он потерял все ради какого-то пьяного куража и свободы. Видно, человеку надо пройти ад, чтобы начать стремиться к раю.

С Валентиной они оставались всегда только друзьями, помогая друг другу. Вот так и дотянули до пенсии, и отсчет времени пошел дальше, потихонечку приближая к границе, к переходу из одной жизни в другую, неизвестную. То, что там есть жизнь, Степан не сомневался. Ему во сне мать сказала: «Сынок, смерти не бойся, есть одна сплошная жизнь, только границу надо перейти достойно, налегке, без груза». А груз у него был, да еще какой! Смерть человека!

Лежал Степан и глядел на потолок, как на экран, где промелькнула почти вся его жизнь.

«Вот ведь оказия, Андрюшке уже сорок, а я его все маленьким вижу. Какой он сейчас, мой взрослый сын? Увидеть бы перед смертью. По головке погладить», – не спалось Степану.

Он прошел в чайную, достал из стола лист бумаги, взял ручку и написал:

«Дорогой Боженька, пишет тебе…» Кто пишет? Дедушка Степан или бывший рецидивист убийца – кто я?

Ком подступил к горлу. По морщинистому небритому лицу потекли слезы. Лист бумаги был смят и брошен в корзину. Так Степан и не смог попросить то, чего хотел больше всего на свете – свидания с сыном.

На темной ткани, сотканной Создателем, Луна выглядела, как магнит, манящий в неизвестное, в неведомое. Она то куда-то пропадала, то выплывала, проливая свой свет на всех находящихся внизу. Уже скоро, совсем скоро все изменится, свет поглотит темноту и завладеет пространством. Начнется новый день, даруемый Всевышним. И каждый человек будет проживать его, следуя или за удовольствиями, обманывая себя и других, или за сердцами.

Вот и оно – светило. Выкатив себя на всеобщее обозрение, озарило все и всех, лукаво улыбаясь. «Ну, что, люди, вперед! Кто зачем, поторопитесь, ведь жизнь-то у вас не больно велика».

Лучи пробежались по почте, проникая в ящики с письмами, в которых только одно было обращено к Создателю.

Лиза заглянула в кабинет Петра Васильевича.

– Опять письмо!

– Какое?

– К Богу, – она растеряно протянула конверт шефу.

Он взял, покрутил в руке, посмотрел на свет и даже почему-то понюхал и со вздохом вернул обратно Лизавете.

– Не знаю я, что с ним делать. Жалко парня, да помочь мы ничем не можем.

– Ну, давайте, хоть почитаем. Может, там уже все наладилось.

– Нет, не наладилось, иначе не написал бы. Вот ведь дожили!.. Дети письма Богу писать стали. Иди Лиза, иди, некогда, работы много.

В маленькой комнатушке, с прелестным названием «чайная» небольшой штат сотрудников почты слушал Лизавету. Она проникновенно, с сопереживанием читала письмо к Богу. Слезы текли по ее щекам и шее, пропадая где-то под кофточкой.

Из простого листочка в клеточку вылетали слова, взывающие к помощи, посылающие сигнал SOS.

«Любимый Боженька, маму положили в больницу… Говорил же я ей, чтобы не курила. Папу никто не может найти. Говорят, у него медовый месяц. Я не знаю, что такое медовый месяц. С нами тетя Рита, мамина далекая сестра. Она все время ворчит. Мы ей все планы испортили. Боженька, а учительница опять ругалась. Она говорит, что нам с Ванькой надо в класс для умственно отсталых. Мне, Боженька, не хочется ходить в школу. Когда она меня спрашивает, у меня все в голове темнеет. Я боюсь! Боженька, помоги маме и найди папу. Может, он мед уехал собирать, раз медовый месяц у него? Боженька, пусть только пчелы его не покусают, а то тоже в больницу попадет. Любящий тебя Никита».