В комнате возникла тишина, отблески от лампы искорками разлетались по мебели, создавая особую обстановку.

– Ночью я часто возвращаюсь в прошлое, в то ужасное время. Он стонет, ему больно двигаться, болит все: каждый позвонок, каждая клеточка. Его голос звучит у меня в голове постоянно: «Мама, мамочка, ну, сделай что-нибудь, мне больно», – потом помолчит и опять просьбы о помощи. Я кричу, зову доктора. Сестра делает укол в исхудавшую безжизненную руку, и Антон затихает. Ему становится легче"

Вера Петровна замолкает. Молчит и Варя, понимая, как трудно говорить о смерти. Последние минуты жизни сына Вера Петровна помнит до мелочей, до той секунды, когда всё померкло, потускнело и потеряло смысл. Она закрыла лицо руками и опять услышала его предсмертные слова: «Не плачь, мамочка. Я там с папой встречусь. Я знаю, мы будем вместе, а потом и ты к нам придешь. Я часто с папой во сне разговариваю.

– Антошка, не говори так. Ты еще поживешь.

– Мам, помнишь, вы мне медведя смешного подарили?

– Да, сынок, помню.

– А где он?

– Дома в шкафу. Я его убрала, чтобы не запылился.

– Принеси его сюда, ладно?

– Конечно, сынок, принесу.

Вдруг лицо сына как-то напряглось.

– Мама, мамочка, я тебя люблю. Ты только ничего не бойся, мне кажется, я…

– Антошке моему плохо, сыночку моему родному, помогите, – её крик перешёл в шепот. – Помогите, прошу Вас.»

У Веры машинально сжалась кисть. Память чётко выдала картинки из прошлого. Её руки и кулачки сына сплелись прочно в прощальном пожатии, спазм, как замок, защёлкнул последние прикосновения живого и мёртвого.

Наконец, она очнулась от своих воспоминаний. Ветер разогнал на небе тучи, и лунный свет проник в комнату. Вера Петровна вытерла слезы и протянула салфетки плачущей Варьке.

– Вот и снятся мне последние дни его жизни, – она открыла альбом в первый раз за пять лет. – Это мой Антошка.

На них смотрел веселый белобрысый мальчишка, держа в руках смешного пушистого медведя.

За большим столом сидел Петр Васильевич, потирая руки и рассматривая королевское блюдо с дымящейся едой. Сразу начинать есть это произведение поварского искусства было невозможно. Сначала он наслаждался взглядом, изучая все, что его жена положила на самую большую тарелку в доме, и только после внимательного просмотра взялся за инструменты. «Столько лет живем, а Тося не разучилась меня удивлять», – подумал Петр Васильевич.

Запахи, исходящие из их квартиры, будоражили соседей. Они активно начали интересоваться их источниками. Тося научила готовить Галину из 70 квартиры, Лену из 65 и даже Федьку, одинокого волка, живущего за стенкой. А пироги! Пироги с капустой, рисом и яйцами, вареньем и ягодами возбуждали весь подъезд. Про Тосины выпечки слагали легенды. Она щедро угощала желающих очередным произведением кулинарии, устраивая дома чайные церемонии.

Петр Васильевич подцепил на вилку запеченный кусочек тыквы. Тося вплыла в комнату, неся на подносе вазочку с ландышами и чашку ароматного чая.

– Ну, мать, ты даешь! Чай с ландышами! А это что?

– Цукаты.

– И откуда это у тебя?

– Ландыши? Купила сегодня на базаре.

– Да не про цветы я, а про все это, – он обвел взглядом скатерть самобранку. – Мог ли я подумать, когда тебя встретил, что за клад мне достался.

– Только не говори, что я через желудок добивалась любви. Нет, Петенька, у меня все наоборот, это от большой любви к тебе я так самовыражаюсь. Полезная и вкусная пища – это вклад в здоровье.

– Так ведь еще и красота какая! Все со вкусом, с изюминкой, придумкой.

Тося расплылась в улыбке.

– Творить можно везде. Было бы желание, – она уселась за стол, сложив руки, как ученица, с удовольствием глядя на мужа. – Вкусно?