После выхода из колхоза, отец заключил договор с другими работодателями. Начали работать в лесу, заготавливать дрова. Работа была тяжелая, надо было валить кедры, обрезать сучья и распиливать на метровые бревна. До вырубки 5 км. Каждый день по 10 км пешком. Вернувшись домой, после ужина шли в вечернюю школу, за непосещение нас ждал штраф. Может благодаря этим жестким условиям, у нас в семье почти все братья потом получили высшее образование. Нет худа без добра, вспоминая годы ссылки, отец как-то сказал: «Хорошо, что выслали, а так в навозе и копались бы всю жизнь». Большой оптимист был наш отец. К тому времени жизнь наша изменилась к лучшему. Старшие братья на лесопилке зарабатывали по 300 рублей. Мы уже не голодали. И к климату попривыкли, а морозы там были 40—45 градусов ниже нуля. Зимы были очень снежные, по такому снегу на обычных лыжах трудно было передвигаться, поэтому местные жители пользовались широкими обитыми оленьими шкурами лыжами.

У нас появилась возможность отстроить новый дом. Старшие братья Альгис и Альгимантас поехали вверх по Оби заготавливать лес на строительство. Поваленные деревья связывали в плоты, одни бревна вдоль, другие поперек. Весной река поднимала эти плоты и несла вниз по реке. В Александровке эти плоты пригоняли к берегу. Вышли из заключения два старших брата Альбинас и Антанас и приехали к нам в Александровку. Имея строительный материал и свою рабочую силу, мы выстроили дом и коровник. Правда, дом мы окончательно не успели достроить, как в октябре 1956 года пришел приказ освободить нас от комендантского надзора.

Мы свободны! Жаль, что началась зима, и мы не все успели уехать – выехали четыре старших брата. Эта последняя зима была самой трудной и долгой. Потом, весной продали дом, корову и наша семья поплыла обратно по реке, домой в Литву.

Обратная дорога была совсем другой, мы чувствовали себя свободными людьми, гуляли по палубе, любовались суровой красотой Сибирской природы. На многие километры тянулась тайга. Можно пройти тысячу километров и не выйти на край леса, может поэтому никто и не помышлял о побеге. В Александровке, если кто заблудится в лесу, Рыбная фабрика на целый час включала гудок, чтобы потерявшийся мог найти дорогу. Прибыв на станцию, пересели на поезд уже не товарный, а нормальный, пассажирский. В Москве снова была пересадка – на поезд идущий в Литву. Уже строили планы, представляли, как поменялись соседи, оставленный дом в Литве казался уже таким близким и желанным. Когда ехали по территории Литвы, радио заговорило по-литовски, только мы не могли до конца понять, понимали только отдельные слова, хотя дома все время говорили по-литовски.

И вот мы в Литве. Как красива родная земля! Около домов всегда чисто, растут цветы. Когда услышали родную речь, слезы навернулись на глаза. Сойдя с поезда, сразу поехали к себе в деревню, домой. Надеялись все застать, как оставили. Память сохранила все до мелочей. И вот мы стоим перед нашим домом, точнее перед тем что от него осталось… Стоим как в сне. Только по камням в траве можно определить, где раньше был наш дом. Где те тропинки, по которым бегали босые наши ноги, где тот столб, на котором отец отмечал наш рост? Где ласточкины гнезда? Куда все делось?!

Ничего не осталось, только яблони сторожили нашу землю до возвращения. Не знаю, кому все это надо было уничтожить. Но разве можно из сердца и памяти стереть дни, проведенные здесь в детстве. Память живет в нас, а мы в ней, и никто не волен отнять ее у нас.

Поехали к родным. Семья из 14 человек – долго не погостишь. Прописывать такую большую семью никто не хотел. Не найдя пристанища на Родине, решили уехать в Казахстан, в Караганду. По рассказам братьев, на шахте нужны были строители. Так по доброй воле мы стали изгнанниками. Встретили литовцев, выпущенных из лагерей, но без права возвращения домой. Организовали кружок народного танца. О еде уже не нужно было думать – отец и пятеро старших братьев работали на шахте. Их так и называли – бригада Пирагасов. Конечно, тосковали по Родине, по родному языку, по разоренному нашему дому и брошенным яблоням.