Пять лет играл я роль пионера-доносчика [имеет в виду Павлика Морозова] в школьном драмкружке. Играя на сцене, каждый раз предавал своего отца за украденный им мешок зерна, и каждый раз отца забирали в тюрьму, а меня перед всей школой на пионерской линейке награждали тряпочной красной звездой. Перестал я играть эту роль лишь тогда, когда в реальной жизни нашу соседку посадили на 10 лет за полкило картофеля. Она из лагеря так никогда и не вернулась, а ее осиротевшую семнадцатилетнюю дочь насильно взял в жены сорокалетний, на вид страшнее Бармалея, коммунист, председатель колхоза. Его любимое занятие состояло в том, что он обшаривал карманы у возвращавшихся с работы колхозников по написанным им же самим доносам.

Этот омерзительный случай окончательно перевернул мое одураченное сознание, и даже сейчас, спустя многие годы, мучает совесть за мои сценические «подвиги»…

Я внимательно смотрел по Российскому ТВ беседу бывшего советского диссидента В. Буковского с новым председателем КГБ СССР В. Бакатиным… В. Бакатин несколько раз повторял, что не собирается разыскивать и преследовать доносчиков.

Конечно, невозможно посадить в тюрьму всех стукачей. Для них не хватит тюрем. Но, рассекретив архивы… мы окончательно перекроем кислород тоталитаризму. Никто не собирается учинять погромы. Но уж если кто-то комуто плюнет в лицо, то здесь ничего страшного – доносчики это заслужили. Плевок в лицо все же не десять лет тюрьмы и не расстрел…

Л. Закиров.

Повышение цен началось в СССР задолго до прихода во власть демократов.

1992.01.04. (Опубликовано.)

«Хорошо, что снесли памятники Сталину, Свердлову, Дзержинскому и прочим, которые привели к гибели миллионы людей»

Я родился в Соединенных Штатах Америки, однако судьба забросила меня в Советский Союз, который, скорее, должен был называться страной тюрем, лагерей и психушек. Я знаю, о чем говорю, так как испытал все это на собственной шкуре, будучи осужденным по 58-й статье Уголовного кодекса СССР как враг коммунизма. От других заключенных я отличался тем, что прошел лагеря и тюрьмы не один раз, а два раза. На лагерном жаргоне это называлось осуждением по 116-й статье (в кодексе такой статьи не было).

Меня сочли человеком, представляющим угрозу для системы, так как я был противником коммунизма. К тому же я был и остаюсь верующим и беспартийным. Все это произошло в стране, где говорили и пели, человек счастливо живет и вольно дышит. Счастлив был Маяковский, который покончил жизнь самоубийством. Он гордился перед всем миром своим советским паспортом. Я же оказался в противоположной ситуации. Мне советский паспорт всучили против моей воли, тогда как я добивался американского гражданства.

Все эти переживания довели меня до попытки самоубийства: я бритвой перерезал себе горло. Во всем этом был виноват коммунизм, дело Ленина, творением которого были чека, чекисты, ГПУ, НКВД и Министерство госбезопасности (МГБ).

То, что в этой стране все называли себя товарищами, для меня звучало как оскорбление – гусь свинье не товарищ. Это слово коробило меня так же, как и вписанная в советский паспорт национальность, чего нет ни в одной стране мира. Это делается только в Советском Союзе, чтобы разъединить людей, клеймить их, как скот.

В Польше я живу уже более тридцати лет. Даже после получения польского гражданства я подвергался преследованиям со стороны польской службы безопасности. Меня допрашивали на Раковецкой [варшавская тюрьма], в моем доме производили обыски. Ведь все делалось под диктатом Москвы, даже ее люди работали в здешней охранке. Это проклятие окончилось, когда отсюда выгнали коммунистов и этот дьявольский механизм перестал действовать. Только теперь, на старости лет, я живу наконец без страха, но еще часто истерически кричу и вскакиваю по ночам, когда мне снятся пытки. Успокаиваюсь только тогда, когда включу радио, телевизор, посмотрю на разложенные рядом газеты с фотографиями президента Леха Валенсы и когда я осознаю, что нахожусь не в СССР, а в Польше…