Федора Ильича – «для пользы службы» в свое время угнали из Москвы в Екатеринбург, а теперь по его просьбе пересылают в Минск. Попытка добиться для него паспорта за границу потерпела фиаско.
Володя (мой брат) и Розанов по процессу «Национального центра», где они оказались в очень неприятной компании белогвардейцев, в качестве членов «Союза возрождения» получили смертную казнь с заменой вечным (до конца гражданской войны) заключением в концентрационный лагерь, так же как и Кондратьев[375], Мельгунов и Филатов (энесы). По делу Центросоюза получили 15 лет таких же работ: Коробов, Лаврухин, Кузнецов, A. M. Никитин и Розен (Азра). В. Н. Крохмаль оправдан (т. е. получил 3 года с применением амнистии). Сообщите М. С. Алейникову, что В. М. Алейников, приехавший из Голландии с проектом торгового договора и очень обольшевичившийся, был тем не менее почему-то вскоре арестован и, когда я уезжал, еще не выпущен. […]
Из письма А. Н. Штейну, 28 сентября 1920 г
Дорогой Александр Николаевич!
Уже 3 дня, как я прибыл в Ревель и в отчаянии, что не могу двигаться дальше, пока не получу визы от германского консула, для чего нужно согласие германского правительства. Сегодня отправил Вам телеграмму с просьбой через Дитмана устроить это дело. Но этим не разрешены будут все затруднения, ибо произошел перерыв в пароходном сообщении между Ревелем и Штеттином и мне придется искать окружных путей, либо через Стокгольм, либо через Ригу. И тут и там опять нужны разрешения соответствующих правительств для приезда, которые требуют времени, а между тем пароходы отсюда в Стокгольм и из Риги в Германию идут крайне редко, так что малейшая проволочка с визой может замедлить мой отъезд на неделю. И вот я узнаю, что конгресс перенесен с 24 на 12 октября[376], так что в лучшем случае поспею к самому конгрессу, а в худшем случае – опоздаю к его началу. Все это крайне неприятно. Мой отъезд из России задержался на целый месяц, потому что большевики вздумали устроить разгром нашей партии, захватив в Харькове южнорусскую конференцию, а в Москве учинив облаву, в которой заарестовали многих делегатов, приехавших на общерусскую конференцию, а также многих рядовых членов партии и нескольких членов ЦК. Пока история эта не выяснилась и нам угрожали судебным процессом, я не счел возможным выезжать, чтобы, в случае надобности, предстать перед судом (у меня был, как и у Раф. Абрамовича, обыск, но у нас не отняли паспортов). Теперь более или менее выяснилось, что мерзавцы удовлетворяются тем, что расстроили нашу конференцию. Раф. Абр[амович] задерживается потому, что ему все еще не выдали паспортов на семью, которую он хочет взять с собой.
По «Freiheit»[377] у меня сложилась безотрадная картина отношения сил в нынешней борьбе. Берлинские и рейнские партийные массы, очевидно, в большинстве за принятие условий! Значит, или победа левых, или, во всяком случае, раскол очень глубокий. Партия пожинает плоды «русского культа», которому она содействовала в течение двух лет. Если б не допускали все время без протеста отождествление всякой идейной критики большевизма с содействием контрреволюции, то теперь не могли бы выноситься резолюции о «контрреволюционности» статей Дитмана. Даже сейчас, когда борьба пошла по всей линии, «Freiheit» остается исключительно в положении обороны, не атакуя больных мест большевизма. Даже в «Rote Fahne» [378] смеют критиковать военную политику советской России с ее попытками принести Польше на штыках диктатуру пролетариата, а в «Freiheit» по этому основному вопросу, о котором Вы пишете в последнем письме, – ни слова о статье Strobel’а