– Светлов не покровитель, – возразила я. – Он друг моего отца. К нам на алтайскую целину со своими студентами приезжал.

А наутро, к завтраку, Евгений Иванович принёс мне свой сборник рассказов «Красное вино Победы». Мы удивлённо обрадовались, что наши книжки вышли одновременно, в один и тот же прошлый, семьдесят первый год. В одном и том же издательстве. Что мы ходили с ним по тем же коридорам и кабинетам, общались с одними и теми же редакторами, но почему-то тогда не встретились. Видно, было не суждено. А вот сейчас передо мной ежедневно сияло его счастливое лицо, как говорится: «Бог дал».

Итак, за столом мы сидели рядом, тарелки и хлеб были рядом, в номерах наших, что на втором этаже, на письменных наших столах лежали наши книги, словно дары волхвов. И с рокировки этих двух книг для нас обоих началась какая-то иная жизнь.

Дина спросила:

– Значит, книги послужили сближению?

– Сближению? Нет, не книги. Как ни странно, этому послужила незабвенная Мариэтта Сергеевна, эта маленькая седенькая армянка. Неожиданно для самой себя. Ей тогда как раз исполнилось восемьдесят пять. И дело в том, что при фантастическом трудолюбии, почётных регалиях она сохраняла острую ясность ума и юмор. А вот слуха не сохранила. На все Женины реплики и вопросы, на его старание пообщаться она, даже не поднимая глаз, отвечала всегда невпопад. И мы не сразу поняли, что у неё слуховой аппарат. Частью в ухе, а частью – в кармане. Аппарат от глухоты был редкостный, дорогой. Органы КПСС специально для неё покупали этот валютный прибор за границей. Правда, он был мудрёный, с отключателем и дорогущей «таблеткой» питания. И милая седобровая Мариэтта Сергеевна, с седым пучочком на голове и седыми усами, экономила бесценную батарейку и при общении с кем-то то включала, то отключала её. В зависимости от интереса. Порой невпопад. А если собеседник становился неинтересен, погружала себя в блаженную тишь. Бывало, начнёт Евгений Иванович рассказывать что-нибудь про рыбалку, про реку Сейм, а она невпопад смеётся. Или вдруг вспоминает о тёплых встречах с Рахманиновым. Вероятно, полагая, что мы не знаем истории стародавних их отношений. Ведь она в юности была горячо влюблена в гениального композитора. А Рахманинов страшно её боялся, боялся встреч с «самой упорной этой своей поклонницей – маленькой усатой армянской девушкой с толстой косой, донимавшей его после каждого концерта»! А Мариэтта Сергеевна, под впечатлением от собственных воспоминаний, могла вдруг встать и, не дождавшись второго блюда, глядя в пространство, уйти из-за стола и вообще из столовой. Словно бы навсегда… во всяком случае до завтрашнего обеда.

Тут может возникнуть вопрос: какими интересами жили творческие люди в Доме писателей?

Жизнь в Доме творчества буквально била ключом. Для членов Союза писателей месячные путёвки продавались со скидкой. А родственники же, посещавшие Дом по воскресеньям, платили за обеды сполна. Писатели творили, ресторан, стараясь не подкачать, работал на всех парах. По утрам привозили почту. По выходным приезжали навестить близких из Москвы родные и, взяв напрокат лыжи, гуськом отправлялись в сосновый лес. Укатанная лыжня вела всё выше в сторону знаменитого переделкинского кладбища, что на взгорке. Чем знаменитого?.. Могилами классиков, порой гениев: Пастернака, Чуковского, Заболоцкого, Солоухина, Алигер, Тарковского…

И тут, сидя за чаем, Дина спросила:

– Расскажите, пожалуйста, а как Носов, глубокий провинциал, вживался в этот особый литературный мир?

(Почему он глубокий провинциал??? Так нельзя о писателе. Рубцов тоже «провинциал».)