– Итак, у вас есть заяц, которого вы варили двадцать минут, и pappardelle, которые вы варили… сколько? – произнес он в трубку.

– Пятнадцать минут, – ответила Лаура. Через открытую дверь она видела отца и Кэсси, его непристойно молодую подружку-ассистентку, они все время поглядывали на часы.

– Пятнадцать, – повторил Томмазо, многозначительно взглянув на Бруно.

Бруно поморщился.

– Свежие макароны, – прошептал он.

– Вам придется сварить свежую порцию pappardelle, – сообщил Томмазо Лауре.

– Не сразу, – добавил Бруно. – Сначала нужно закончить с зайцем.

– Но сначала нужно закончить с зайцем.

– У нее есть сковорода с ручкой? – поинтересовался Бруно.

– У вас есть сковородка с ручкой? – спросил Томмазо.

– Да, – изрекла Лаура на том конце провода.

– Да, – передал Томмазо своему другу.

Лаура озадаченно посмотрела на свой телефон. Либо очень сильное эхо, либо Томмазо повторяет каждое ее слово…

Бруно кивнул.

– Отлично. Теперь посмотрим, что у нее есть в холодильнике. Вряд ли мы сможем приготовить идеальное sugo di lepre, если она хочет съесть его раньше полуночи, но попытаемся изобразить что-нибудь похожее.

Он взял лимон и принялся нарезать его небольшими кубиками, объясняя Томмазо (и через третье лицо – Лауре), как приготовить простейший мясной соус. Когда дело касалось еды, он запросто мог заниматься двумя делами одновременно.

Когда двое молодых людей вышли из «Темпли», была уже полночь. Они выпили по стаканчику в маленьком баре и отправились по тихим улочкам в их общую квартиру на Трастевере.

Когда Лаура позвонила Томмазо, он записал ее номер в телефонную книгу, и по дороге домой набрал его.

– Привет, Лаура. Это Томмазо. Как ваше блюдо?

– Ой, привет, Томмазо. Все отлично. Я вам безгранично признательна.

– Где вы? Я слышу что-то наподобие эха.

– Я в ванной. Собираюсь лечь спать.

– Она в ванной, – прошептал Томмазо, обращаясь к Бруно. – Это хороший знак.

– Это блюдо из зайчатины и помидоров – нечто волшебное, – продолжала Лаура. Томмазо услышал плеск воды. – Хотя, конечно, мой соус был гораздо хуже того, который приготовили бы вы. Если бы я сначала все не перепутала…

Томмазо улыбнулся Бруно.

– Знаете, я хочу приготовить кое-что для вас, Лаура. По-настоящему, как положено.

– Правда?

– Что вы делаете завтра вечером?

Лаура выдержала паузу. Ей не хотелось показаться слишком сговорчивой, но заяц действительно был великолепен.

– Честно говоря, ничего, – наконец произнесла она.

Закончив разговор, Томмазо издал вопль, который эхом разнесся по узенькой улочке.

– Она хочет, чтобы я приготовил для нее ужин!

– Замечательно, – сухо сказал Бруно. – Интересно будет посмотреть, что ты подашь.

– Ну… Я думал, ты мне что-нибудь подскажешь, дружище.

– Hai voluto la bicicletta[12]… – пожал плечами Бруно.

– Ну ладно тебе. Ты же знаешь, я бы сделал для тебя то же самое.

– То же самое – вряд ли, – ответил Бруно, – учитывая, что готовить ты не умеешь.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имел в виду.

Некоторое время они шли молча. Потом Бруно сказал:

– Хотелось бы уточнить, о чем конкретно ты меня просишь?

– Чтобы ты мне что-нибудь подсказал. И я бы приготовил для прекрасной Лауры что-нибудь настолько потрясающее, роскошное и сексуальное, что она влюбилась бы в меня и упала ко мне в постель.

Бруно немного подумал над этими словами и сказал:

– Уточни. Потому что заставить кого-то потерять голову и сделать так, чтобы человек влюбился, – это разные вещи.

– Это как же так, мой философ?

– Если ты хочешь, чтобы человек заплакал, – медленно пояснил Бруно, – нужно дать ему нарезанный лук. А если хочешь, чтобы он загрустил, надо приготовить для него блюдо, которое мама готовила ему в детстве. Видишь разницу?